Золотая всадница - Валерия Вербинина

Полковник Войкевич не сомневался, что все действия Амалии имеют одну цель, а именно – завлечь и использовать господина его и повелителя. Поэтому адъютант был намерен ни на шаг не отпускать от себя его величество. В то же время Стефан, которому тоже представлялось, что он прекрасно понимает замысел Амалии, посмеиваясь про себя, ждал, когда его начнут обхаживать, льстить, посылать пламенные взоры и вообще брать в осаду по правилам, существующим с незапамятных времен.

Все гости собрались в большом зале, и Амалия послала слугу сказать оркестру, чтобы музыканты тоже перебирались в дом. После чего хозяйка произнесла маленькую речь о том, что в знак российско-иллирийской дружбы и с благословения ее величества вдовствующей королевы Стефании она организовала небольшой благотворительный аукцион, все средства от которого пойдут сиротам, старикам и больным. Также Амалия поблагодарила всех присутствующих за то, что они откликнулись на ее приглашение, и выразила надежду, что они не сочтут время, проведенное под ее кровом, потраченным зря.

– Вообще-то, это ваш кров, дорогой граф, – заметил Старевич графу Верчелли, который тайком истреблял похищенное в соседнем зале мороженое. – Вы ведь не продали ей Тиволи, верно?

– Мы заключили договор, – хладнокровно отвечал сенатор, верный приобретенной еще на дипломатической службе привычке никогда не говорить ни да ни нет, если общаешься с противником.

Обыкновенно благотворительный аукцион был скучнейшей частью любого вечера, которую не пропускали только из вежливости. Однако, когда Амалия призвала на помощь Петра Петровича и стала объявлять лоты, в зале повисло напряженное молчание. Началось все с брошки с бриллиантами и опалами, изображающей букетик ландышей, за ней последовали жемчужный браслет известной парижской фирмы, шкатулочки с перламутровой инкрустацией, веера, зонтики, куклы в модных платьях, духи в хрустальных флаконах, украшения, наимоднейшие шляпки – все совершенно новое и завораживающе красивое. Вскоре торг разгорелся не на шутку. Жена Старевича урвала самую лучшую шкатулочку и отчаянно сражалась за золотые дамские часики. Королева приобрела три брошки, браслет и десяток шляп. Лотта тоже пыталась за них бороться, но натолкнулась на хмурый взгляд короля и сочла за благо отступить, сказав себе в утешение, что теперь Стефану придется купить ей куда более дорогие украшения. Мужчины бились за запонки и портсигары. Цены росли как на дрожжах, гости почувствовали азарт и набавляли, не щадя нервы противника. Оленин весь взмок и только смутно соображал, что эти вещи будут проданы, по крайней мере, вдвое дороже, чем их брали в Париже, а значит, смелая авантюра баронессы хоть частично окупится. Наконец взорам присутствующих явился венец коллекции – дамское колье с бриллиантовой розой, и Лотта, едва увидев его, поняла, что оно должно принадлежать ей. Ракитич тщетно пытался вполголоса остановить ее, потому что завладеть колье собиралась и королева, – ничего не помогало. Поедая пятую порцию мороженого, Верчелли с удовлетворением наблюдал, как три дамы – третьей была очень богатая и обычно очень скупая жена министра печати Лаврича – набавляют цену и, забыв всякие правила приличия, пытаются перекричать друг друга. Наконец вмешался король и предложил такую цену, которую никто не осмелился перебить. Шарлотта посмотрела на супруга испепеляющим взором, но Стефан поклонился ей и вполголоса заверил, что покупает украшение для нее, и только для нее. Королева тотчас же успокоилась и, распахнув черный веер из перьев страуса, милостиво улыбнулась Амалии.

Вновь заиграл оркестр, и хозяйка дома объявила, что теперь гости вольны распоряжаться собой как им заблагорассудится. Если кто-то проголодался, милости просим в соседний зал; если кто-то хочет танцевать – бальный зал к их услугам. Она просит только одного – не расходиться, потому что через некоторое время начнется фейерверк под руководством мастера, который делал фейерверки еще для вдовствующей французской императрицы и ее супруга.

Петр Петрович стоял в углу, утирая платочком пот, и смотрел на человеческий водоворот, который кипел вокруг Амалии. Очарованные гости кланялись, целовали ей руку, уверяли, что вечер получился незабываемым и они давно не получали такого удовольствия от благотворительного аукциона. Королева-мать тоже поблагодарила Амалию, хоть и несколько сухо. Добрая женщина не могла взять в толк, для чего нужен был этот размах, когда они раньше устраивали все гораздо скромнее и все вроде бы оставались довольны.

– Отменный, отменный вечер, – сказал Кислинг наследнику. – Ваше высочество, а это правда, что вы заключили с хозяйкой пари, что она не успеет переделать парк и замок за две недели?

Слова австрийского резидента угодили в самое больное место. Михаил отлично помнил условия пари и, надо сказать, они его тревожили. Как честный человек, он не мог отказаться от своего слова. С другой стороны, у него не было никаких сомнений по поводу того, зачем сюда прибыла баронесса Корф – об этом, благодаря российским связям Кислинга, все в Любляне были осведомлены еще до ее приезда.

…Неужели она потребует у него повлиять на короля и заставить его уступить Дубровник русским?

Вечерело, в саду зажглись цветные фонари. А потом над парком поднялась первая ракета.

– Фейерверк, фейерверк! – закричала разом помолодевшая жена Старевича и потянула остальных гостей на террасу.

Это было восхитительное зрелище: над парком один за другим взмывали огненные букеты, лопались снопы звезд, плясали шутихи. Только безмолвные белые статуи остались безучастными к этому зрелищу да старый глухой пес Тобик, который дремал в своей конуре возле домика садовника.

Улучив минуту, Михаил подошел к Амалии, которая стояла между королевой и Войкевичем, и напомнил ей о пари, которое так его тревожило. Амалия удивленно подняла брови, словно давным-давно о нем забыла. В небе появился ее огненный вензель – буква «А», и толпа на террасе зааплодировала.

– Ах, условие! – уронила Амалия. – На что мы спорили – на желание? Ну так вот, я желаю сыграть с вами в теннис, ваше высочество. Надеюсь, вы не откажетесь от своего слова?

И она стала глядеть на небо, на котором мастер фейерверков как раз в эти мгновения изобразил инициал короля и золотую корону.

– Должна признаться, я не вижу в этом никакого смысла, – сказала Лотта.

– А между тем он есть, – отозвался Кислинг. – Милорад Войкевич очень любит женский пол, и никого не удивит, если он начет ухаживать и за вами. Главное – обставить дело так, чтобы об этом узнал король, во-первых, и чтобы в результате его величество удалил от себя не вас, а этого выскочку, во-вторых.

Балерина вздохнула.

– Вы предлагаете мне завлечь полковника? – будничным тоном спросила она.

– Не совсем. Полагаю, достаточно будет получить доказательства, что он интересуется вами. Потом вы пожалуетесь королю, предъявите ему подтверждение, и герр Войкевич на веки вечные отправится стеречь крепость в Дубровнике. Если ему повезет, конечно.

Лотта задумалась. По правде говоря, ей не слишком хотелось участвовать в очередной интриге Кислинга, и не потому, что адъютант был ей настолько неприятен. Просто Стефан в последнее время был с ней так мил, преподнес ей роскошные драгоценности, чтобы компенсировать утрату колье с розой, и вдобавок подарил дворец в старой части Любляны. Лотта очень хотела дворец с парком, как у баронессы Корф, чтобы заткнуть эту гордячку за пояс, но, увы, второго такого парка, как Тиволи, в Любляне не нашлось. Балерина объявила во всеуслышание, что заново обставит свой дворец в десять дней и по истечении этого срока даст такой бал, что небу будет жарко. И мало того что ей надо заниматься обстановкой и заодно держать в поле зрения соперницу, которая покушается на ее любовника, теперь на ней новая обуза – Войкевич. Она капризно поджала губы.