Кроме пейзажа - Вадим Ярмолинец

Из этой дремы его вывел ряд необыкновенных событий.

Во-первых, его обворовала проститутка, появившаяся в гостинице «Камплехо-Танго», где он подрабатывал игрой в карты. Сидя на открытой террасе бара, он видел, как она вышла из «БМВ» 50-х годов, громко хлопнула тяжелой дверью и уверенно направилась к входу, где швейцар уже уступал ей дорогу. Она была гренадерского роста и на высоченных каблуках, но Шурика больше заинтересовал ее автомобиль. Он дождался, когда она обслужит клиента и спустится в бар, и там завел с ней разговор о машинах. Она охотно поддержала его, и он заказал каипринью, от которой они перешли к ударным дозам чистой качаки. Гренадерша пила, как рыба, но Шурик даже не старался догнать, тем более перегнать ее, чтобы сохранить мужское достоинство. У него был совсем другой план – утром он собирался воспользоваться ее машиной для одной конфиденциальной поездки, надеясь, что владелица «БМВ» в это время будет еще спать. Поездка должна была завершиться в витрине давно присмотренного им ювелирного магазина на улице Сенадор Верейра. Этому номеру его научили два нью-йоркских товарища. Они въезжали на большом, как десантная баржа, «Шевроле Монте-Карло» в заранее облюбованную лавку, у окна которой уже дежурил Шурик. В результате шумного инцидента он оказывался под прилавком и находился там до прибытия «скорой». Та увозила его с места происшествия, залитого липовой кровью из флакона и с карманами, набитыми драгоценностями.

Но, проснувшись поутру, Шурик обнаружил исчезновение не только длинноногой наемницы, но и бумажника с 200 реалами, часов и даже могендовида на золотой цепочке. Это не столько разозлило, сколько подавило его. Осадок был тем тяжелее, что после всего выпитого он не мог припомнить, сблизило ли его с воровкой нечто большее, чем собственно воровство. Она была первой в его жизни женщиной такого роста, и, помимо финансового, он имел к этому делу и чисто человеческий интерес.

Еще через день в подсобке бара той же гостинцы двое дюжих полицейских безжалостно отмолотили его туго свернутыми в рулон газетами. Какому-то посетителю не понравились его карты. Это было поразительно, потому что бармен получал свою долю и должен был позаботиться о его безопасности. На вопрос, как столько несчастий могли свалиться на него за каких-то два дня в одном и том же месте, бармен только развел руками:

– Макумба, брат. Тебя явно заколдовали.

– Что же мне теперь делать? – поинтересовался Шурик.

Бармен набрал номер телефона и через минуту протянул пострадавшему листок с адресом.

Офис индейца-макумбейро, принявшего Шурика, находился при складе автомобильных запчастей на улице Бальбастро. Индеец дремал у кассы. Кожа у него была того благородного светло-коричневого цвета, который в модных магазинах зовется сигарным, и пахла табаком. Выслушав объяснения посетителя, он поднялся и показал рукой, чтобы тот следовал за ним. В полутемной подсобке, отодвинув к краю стола остатки недавней трапезы, он кивнул, чтобы гость садился, потом достал из тканого мешочка горсть камней и бросил их на липкий пластик.

– Макумба, – повторил он знакомое слово и уверенно кивнул. – Муйто макумба.

Много макумбы.

– Кто? – только и спросил Шурик, которому уже объяснили, что в этой стране макумба была универсальным средством борьбы с любыми проблемами. Если тебя бросала любимая, соблазнителя можно было лишить по меньшей мере здоровья. Наслать смерть на кредитора было проще, чем рассчитаться с долгом. Плохого начальника можно было лишить поста. Естественно, жертвы макумбы предпринимали ответные действия, поэтому профессия макумбейро не знала экономических кризисов.

– Твоя женщина, – пожал плечами индеец. – Кому ты еще нужен, подумай?

Шурик достал из кармана деньги и по привычке хотел сломить двадцатку, но, встретив неподвижный взгляд индейца, отсчитал оговоренные в начале визита 50 реалов.

– Хорошо, – похвалил тот и добавил: – Придешь домой, проверь холодильник.

Отворив дверь морозильной камеры, Шурик не без удивления обнаружил покрытую легким инеем лягушку со странно искореженной головой. Взяв большой мясной нож, он выковырял ее и бросил на стол. Что-то белое торчало у нее изо рта. Придержав земноводное концом лезвия, он потащил бумажку наружу, развернул. Это было его фото.

Выйдя к бассейну, где загорала Сандра, и держа лягушку на острие ножа, он спросил, едва сдерживая бившую его дрожь:

– Зачем ты это сделала? Ты же католичка!

– Я посоветовалась, – успокоила его Сандра, поднимаясь и натягивая лифчик на упругую грудь, между смуглыми полушариями которой поблескивал золотой крестик. – Мой священник так и сказал: если ты стремишься к церковному браку, то одну макумбу Бог тебе простит! И хватит обманывать людей! Живи честно!

– Какая честная жизнь! – заорал Шурик. – Ты же первая пошлешь меня в болото, если у меня не будет денег!

– Нам много не надо! – очевидно, Майбида приготовилась к этому разговору. – Мне в этой жизни не хватает двух вещей. Колечка вот здесь вот, – она показала ему безымянный палец, – и детей вот здесь! – она похлопала себя по животу.

– У меня такое впечатление, что я не в Рио-де-Жанейро, а в Орехове-Зуеве, – сказал Шурик.

– Что?

– Ничего, до свидания!

Когда она попыталась вырвать чемодан, который он набивал своими вещами, Шурик сгреб ее в охапку и, вынеся во двор, швырнул в бассейн. Сердце его неприятно екнуло, когда, падая в воду, она ударилась рукой о мраморный бортик. Но было поздно – чтобы жалеть ее, надо было остаться.

Ушел Шурик недалеко – к барменше из бильярдной «Нитрой» Беате Мазовецкой. Она только что похоронила мужа и снова была кобетой на выданье. Потеряв работу на стройке, ее ревнивый Вацек днем сидел на крыльце, а ночью колотил вернувшуюся с работы жену. Однажды Беата, по горло сытая еженощными побоями, переночевала на бильярдном столе. Когда она вернулась домой, Вацек висел в гостиной на вентиляторе. Полька перекрестилась и стала подыскивать самоубийце замену.

К Беате, встречавшей Шурика призывными взглядами всякий раз, когда он появлялся в ее заведении, он вошел как к себе домой.

– Коханый! Зачекалася! – захлопотала Беата, которая от свалившегося на нее счастья не знала, куда раньше бежать – то ли накрывать стол, то ли стелить постель.

Шурик не хотел ни еды, ни любви. Он хотел забыться. К ночи дюжина стопок «Люксусовой» кое-как примирили его с новой действительностью, и он стал прикидывать на глаз габариты пани Мазовецкой, которая воодушевленно готовилась поступить под его командование. Но ее планам не суждено было сбыться – в окно постучали. И крепко постучали, да так, что сердце остановилось от неожиданности. Через минуту дом наполнился дикими воплями Беаты: «Вацек! Вацек!»

Шурик выглянул в окно и увидел там восставшего из могильного праха Вацека с обрезком железной трубы в руке.

– Беата, – позвал Шурик хозяйку. – Ты не волнуйся, это мне моя подруга макумбу пристраивает. Это не твой Вацек. Это только кажется.