Смерть под аплодисменты - Чингиз Абдуллаев

– Вы же сами сказали, что Шунков добился больших успехов.

– Неужели я могла сказать такое? Господи, какая я дура, – пробормотала она, – не обращайте внимания на мои слова. Мне просто коньяк ударил в голову.

– Ничего страшного. Сейчас наш режиссер отвезет вас домой.

– А вы не поедете с нами? – спросила она и, наклонившись к Дронго, прошептала: – Лучше пить кофе с продюсером, чем с режиссером. Режиссера могут поменять, а продюсер – человек, который дает деньги.

Он почувствовал, что тоже краснеет. Ему было отчасти стыдно, что он так нагло напоил и обманул молодую актрису.

– Я поеду с вами, – решил Дронго, – можете не беспокоиться. Где вы живете?

– Далеко, – вздохнула она, – поэтому я и купила машину. На Волгоградском проспекте. Зато своя однокомнатная квартира.

– Это большое достижение, – согласился Дронго. – А как к Зайделю относился Юрий Полуяров, сыгравший Озрика?

– Нормально относился. Юра ведь приехал к нам из провинции, для него Зайдель был почти небожителем.

– А Сказкин, который играл Горацио?

– Они с Натаном Леонидовичем вместе учились. И были друзьями. Сказкин ведь наш педагог. Он преподавал у нас в театральном, помогал Марку Давидовичу который вел свою группу. Говорят, что у Сказкина в детстве произошла трагедия. В шестьдесят шестом он потерял отца, которого сбил пьяный водитель. Его отец был известным инженером какого-то крупного комбината. Они жили в соседних домах с Натаном Леонидовичем и очень дружили. А потом вместе решили поступать в театральный, уже в семьдесят пятом, когда им было по семнадцать лет. Вы не поверите, но обоих приняли в одну группу. Вот так иногда в жизни бывает. Хотя Зайделя сразу не приняли. Он прошел только по дополнительному набору. Ну это было понятно, ему мешал пятый пункт.

Она посмотрела на оставшиеся фрукты.

– Берите, – строго сказал Дронго, – фрукты вещь полезная.

Она кивнула и переложила на свою тарелку остатки фруктов. Официант принес вторую бутылку коньяка.

– Нет, – возразил Дронго, – больше не нужно. Вполне достаточно, нам пора ехать. Уже одиннадцатый час вечера.

Рогаткина попыталась подняться и покачнулась. Он поддержал ее под руку.

– Спасибо, – прошептала она, – кажется, я действительно много выпила. Такой дорогой коньяк мне еще никто не заказывал.

Они вышли из ресторана. Дронго осторожно держал молодую женщину, чтобы она не поскользнулась. Вейдеманис поспешил за машиной.

– Извините, – неожиданно сказала она, – можно, я пойду в туалет? Мне неудобно было выходить при этом вашем молчаливом режиссере.

– Конечно, можно. Вы сумеете вернуться?

– Попробую. – Она повернулась и вошла в зал ресторана.

Подъехала машина. Дронго терпеливо ждал. Прошло пять минут, шесть, семь, десять. Наконец, не выдержав, он вошел в зал ресторана. Ее нигде не было. Он подошел к женскому туалету, замер. Нужно найти какую-нибудь женщину, чтобы она вошла в туалет и поискала там Рогаткину. Но никого рядом не было. Дронго посмотрел на часы. Почему так долго? Черт возьми! Что она может там делать? Может, ей стало плохо и она упала? Ждать больше нельзя. Он неуверенно постучал, но никто ему не ответил. Он постучал сильнее. Снова молчание. Он чуть приоткрыл дверь. Никого. Он нахмурился. Вошел в туалет. Здесь были три кабинки. Две были открыты, третья закрыта. Он снова постучал. И снова молчание.

– Если ее убили, то это будет идеальный сценарий для криминального фильма, – зло подумал Дронго.

– Светлана, вы меня слышите? – нетерпеливо спросил он.

Она не ответила. Он постучал сильнее. Затем вошел в соседнюю кабинку и еще раз позвал ее. Что она там делает? Ждать больше нельзя – может, что-то случилось. Стенки в этих кабинках не доходили до потолка. Он вошел в соседнюю, опустил крышку унитаза, встал на нее и посмотрел сверху. Она сидела и спала. Просто, опустив крышку, уселась прямо в одежде, не снимая брюк, и заснула. Очевидно, коньяк крепко ударил ей в голову. Он тихо, чтобы не напугать молодую женщину, окликнул ее. Никакого результата. Он позвал громче. Рогаткина вяло подняла голову.

– Как вы туда попали? – спросила она.

– Искал вас, – сообщил он.

– Здесь? – удивилась она, оглядываясь. – Это ведь женский туалет… Вы вошли в женский туалет?

– Выходите. Я жду вас уже двадцать минут, – сказал Дронго.

– Странно, – удивилась она, – почему я заснула? Извините. Я прямо так села и заснула?

Она вышла из кабины, вымыла руки. Он помыл руки рядом с ней.

– Кажется, у меня кружится голова. Извините, пожалуйста, – попросила она, – я никогда не пила столько коньяка. Честное слово. Он ударил мне в голову. Слишком хороший коньяк, – пробормотала она.

– Ничего страшного. Это я виноват.

Дронго помог ей выйти из туалета. Уже в дверях они столкнулись с полной женщиной, спешившей в туалет. Увидев выходившую пару, она неодобрительно покачала головой.

– Совсем совесть потеряли, – убежденно произнесла незнакомка. – Как вам не стыдно!

Дронго пожал плечами. Кажется, в этом ресторане ему больше нельзя появляться. Он довел молодую актрису до машины. В дороге она снова заснула.

– Ей нельзя столько пить, – заметил Эдгар, глядя на спящую попутчицу.

– Не забывай, что это мы ее напоили, – напомнил Дронго.

– Что ты думаешь делать завтра?

– Остались Сказкин, Полуяров и Морозов.

– Предположим, что нашли всех троих и поговорили. Что потом?

– Если ничего не сумеем найти, придется идти к следователю, – признался Дронго.

– В каком смысле?

– Начнем проверять рапиру, если ее еще не уничтожили. Другого выхода у нас просто нет.

– Тогда арестуют Аствацатурова, – напомнил Вейдеманис.

– Необязательно указывать на него. Скажем, что мы были на том спектакле и нам не понравилась эта рапира. Что-нибудь придумаем, необязательно выдавать старика.

Вейдеманис согласно кивнул.

– Кого ты больше подозреваешь? – поинтересовался он.

– Пока не знаю. Но Семен Ильич показался мне отвратительным типом, а Шунков довольно скользкая личность, ему я бы не доверял.

– И теперь прибавь к ним сына Зайделя. Ты слышал, как он ненавидел своего отца? Только за то, что мы пытаемся установить истину, он готов был избить тебя до полусмерти. А если это он организовал замену рапиры?

– Не думаю. Но пока не уверен. Он бы изобрел нечто более определенное. Смерть была слишком театральной, такую смерть мог придумать только актер или режиссер, но никак не бизнесмен.

– Похоже, ты прав, – снова согласился Эдгар.

К дому, где жила Рогаткина, они подъехали уже в двенадцатом часу ночи. Светлана наконец открыла глаза.