Смерть под аплодисменты - Чингиз Абдуллаев

– Вы считаете, что Морозов тоже недолюбливал Зайделя?

– Завидовал, – угрюмо кивнул Сказкин, – это ведь так понятно. Морозов считается одним из лучших актеров поколения. Вы, наверное, слышали про пять «М». Многие из них уже народные. Меньшиков сам ставит спектакли, является лицом известной фирмы по производству часов. Машков снимает фильмы, Миронов стал руководителем театра… Они получают звания, награды, должности. А Марат Морозов все еще заслуженный артист, хоть и в театре Эйхвальда. Наверное, ему обидно – ведь Зайдель получил звание народного в девяносто первом, когда ему было только тридцать три года. А у Морозова пока все впереди.

– Неужели звания так важны для артистов? Они ведь получают за это сущие копейки. Главное – гонорары, которые им платят за фильмы и спектакли.

– Вы не правы. Во-первых, тщеславие; во-вторых, гонорары зависят и от звания.

– Вам уже пятьдесят два, а вы до сих пор не имеете звания, – вспомнил Дронго. – Это плохо или хорошо?

– Конечно, для меня плохо. Но я профессор кафедры театрального мастерства. Я уже давно понял, что как актер приношу меньше пользы, чем как преподаватель. Хотя Эйхвальд доверяет мне такие роли, как Горацио в «Гамлете». И вы сами напомнили мне о моем возрасте. А Морозову только тридцать восемь, и он уже снялся в более чем тридцати фильмах.

– Еще один вопрос. Как вы считаете, Эйхвальд мог бы ревновать Зайделя к вашей молодой ученице?

– Наверное, мог. Я не знаю. Это лучше спросить у него.

– А ваша ученица сразу попала к вам в театр?

– Да. Сразу после окончания училища. Она ведь поступила только с третьей попытки на курс Догеля, и уже потом я рекомендовал ее нашему главному режиссеру.

– Значит, два года она жила одна в Москве, прежде чем попасть в общежитие вашего театрального училища, – невесело подвел итог Дронго. – Представляю, как ей было сложно.

– В каком смысле? – не понял Сказкин.

– Молодая девушка – и одна… Слишком много опасностей вокруг. Особенно с ее внешностью.

– Да, это верно, – нахмурился Сказкин, – время сейчас жестокое. Все покупается и все продается. А люди всегда были идиотами. И тогда, и сейчас. Они легко поддаются на любой обман, на любую уловку. К сожалению, вы правы.

– Спасибо вам за эту беседу. Извините, что мы отняли у вас время в перерыве.

– Ничего, – ответил Сказкин, – я успею пообедать. До свидания.

Дронго и Вейдеманис попрощались и вышли из училища. Было уже без пятнадцати час, нужно было отправляться в театр. Когда они уселись в машину, Вейдеманис спросил:

– Ты хотя бы мог предположить, что история взаимоотношений Натана Зайделя и его первой жены была такой сложной и трагической?

– Нет. Но я предполагал нечто подобное. Она внушила такую ненависть его сыну… Я считаю, что она была не права. Даже если Зайдель был виновен в том, что она потеряла своего второго ребенка. Нельзя воспитывать сына в ненависти к его отцу. Он постепенно начинает ненавидеть весь мир и, в конце концов, может просто сорваться.

Вейдеманис мрачно кивнул.

Они даже не могли предположить, насколько верными окажутся их опасения. Уже сегодня вечером они получат еще одного убитого актера в творческом коллективе Зиновия Эйхвальда.

К театру они подъехали через сорок минут – сказались автомобильные заторы в центре Москвы. Крушанов встречал их у служебного входа. Он энергично пожал руки обоим и проводил в комнату, где их уже ждал Полуяров. Молодой актер заметно волновался. От волнения у него даже выступили красные пятна на щеках. Это был сероглазый шатен, больше похожий на датчанина, чем многие из его товарищей по спектаклю. Среди его предков были прибалты, и это сказывалось и на внешности Полуярова. Когда Дронго и Вейдеманис в сопровождении завхоза вошли в комнату, он сразу поднялся, вытягиваясь в струнку, словно при появлении высокого начальства.

Полуяров не хотел признаваться даже самому себе, что ужасно боится этого разбирательства. Ему все время казалось, что именно его рано или поздно обвинят в непреднамеренном убийстве Натана Леонидовича Зайделя. Ведь именно он выносил к последнему акту связку рапир. И хотя рапирами пользовался Гамлет-Морозов, когда протыкал занавес со спрятавшимся там Полонием-Догелем, а затем ими пользовался Лаэрт-Шунков и его соратники, когда появлялись в королевском дворце, но тем не менее именно он, Озрик, выносил эту связку рапир, среди которых оказалась и та, злосчастная.

Следователь допрашивал его больше других. Даже Морозова, который, собственно, и нанес удар Зайделю, допрашивали гораздо меньше. Ведь Марат был звездой, играл Гамлета, успел получить заслуженного, а Полуяров был всего лишь приглашенным из провинции начинающим актером. И следователь отыгрался на нем по полной программе, едва ли не обвинив в преднамеренном убийстве. Однако Полуярова спасло то обстоятельство, что следователя убедили провести следственный эксперимент и из шкафа начали падать все рапиры. Иначе виноватыми могли сделать либо рабочего Ханларова, который выдал рапиры, либо актера Полуярова, который эти рапиры раздавал актерам на сцене. Только вмешательство главного режиссера уберегло их от огульного обвинения. Поэтому узнав, что эксперты снова проводят повторное расследование, Полуяров просто испугался, что на этот раз его точно обвинят в этом убийстве.

– Здравствуйте, – приветливо сказал Дронго, почувствовав состояние молодого актера.

– Здравствуйте, – судорожно кивнул Полуяров.

– Садитесь, – показал Дронго на стул и уселся напротив. Эдгар сел рядом. Крушанов посмотрел на актера и строго сказал:

– Это господа эксперты. Они хотят с тобой поговорить.

Ему явно нравилась менторская роль. Если бы завхоз попробовал так разговаривать с кем-то из известных актеров, он вылетел бы из театра через десять минут. Но он бы никогда и не посмел так разговаривать с другими актерами.

– Говори им всю правду, – нравоучительно произнес завхоз и вышел из комнаты.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Дронго.

– Спасибо, – нервно ответил Полуяров.

– Вам нужно успокоиться, – посоветовал Дронго, – мы ведь не следователи и не прокуроры. Мы всего лишь частные эксперты и не собираемся ни в чем обвинять вас.

– Спасибо, – еще раз сказал Полуяров.

– Отвечайте только на мои вопросы. Как вы относились к покойному Зайделю?

– Очень уважительно. Он был прекрасным актером.

– Вы знали, что некоторые не очень любили его?

– В любом театре бывают разные ситуации, – осторожно ответил Полуяров.

– Вы знали, что Ольга Шахова была его первой супругой?

– Об этом все знали.

– Когда вы поняли, что Зайдель умер прямо на сцене?

– Я не сразу понял. Мне казалось, что он просто потерял сознание. Только потом я начал понимать, что он совсем не двигается, и подошел к нему. Рядом с ним стоял Сказкин, который играл Горацио. Еще я помню, что Ольга Сигизмундовна даже открыла глаза и фыркнула на нас. Мы чуть не сорвали спектакль… Но все обошлось.