Экспозиция чувств - Елена Жукова

– Если это то, что выставлено на Фликре, то мне уже понравилось.

– Значит, уже видел. Па-а-анятно. Мейлы в ящике самые невинные: по работе, переписка с клиентами, лайки, комменты… Ну и спам, куда ж без него…Чувачок, а на той ее фотке, что на Раше победила, это ведь ты, правда?

Глеб вздрогнул от внезапности вопроса. Очевидно, что в своих поисках Леха не мог не наткнуться на ту злосчастную фотографию, с которой все и началось. И, естественно, узнал Гордина.

– Без комментариев.

– Па-а-анятно. Крутая фотка. Ты из-за нее на эту Корбус наезжаешь?

– Без комментариев.

– Па-а-анятно…

– Что тебе понятно, Червячок?

– Что без комментариев.

– Так неужели совсем ничего? – вернулся к интересующей его теме Глеб.

– Ну, недавно штраф в ГИБДД заплатила – за парковку в неположенном месте. Знаешь, наверное, что у нее – Матиз. Такая косметичка на колесиках.

– Нет, не знал.

– Теперь знаешь. Естественно, налоги с доходов не платит. Это сгодится? Можешь настучать на нее в Налоговую. Контора серьезная, крови много попортит. Если захочет связываться… Бабки-то там не миллионные.

– Нет, это уж слишком. Впутывать в личные разборки государство подло.

– А у тебя с ней личные разборки?

– Без комментариев.

– Слушай, Мегабосс, ты как какой-нибудь пресс-секретарь после того, как гуманитарный конвой случайно бомбанули. Сразу па-анятно, что все правда.

– А ты как журналюга гребанный – к каждому слову вяжешься.

– Ладно, не кипятись, чувачок. Чо бы ты хотел нарыть? – приготовился слушать Леха.

– Идеально было бы, если б она спала с каким-нибудь женатым мужиком.

– Па-а-анятно. Значит, твоя дама с фотографии замужем.

Глебу ничего не оставалось, как промолчать. Про него самого Злобный Червь узнал куда больше, чем про Корбус.

– Когда?

– Что «когда»? – не понял Гордин.

– Когда спала бы? Раньше или щас?

– Сейчас, конечно.

– Не, не катит. Щас она с этим своим блондинчиком. Нет у нее никакого женатого мужика. Есть папа-мама, младший брат, дед знаменитый и этот самый Макс Данилин.

– Ну а что еще может быть? – не хотел отступаться Гордин.

– Без понятия! То, что есть, тебе не нравится, а чево ты хочешь – того нет. Ты вон сам даже не знаешь, куда рыть.

– Не знаю, – вынужденно согласился Глеб. – Ладно, будем считать, что результат отрицательный. Помнишь, что без утечек?

– Угу. Помню, Мегабосс. Хошь, сам поройся.

– Я как-то не по это части.

– Да дело-то плевое! Вон она в сетях торчит. А там народ сам на себя стучит так, что просто мама не горюй. Кто с кем, куда, когда и зачем – все можно узнать.

– Я ее аккаунт на Фликре весь просмотрел, но ничего подходящего не нашел.

– Чувачок, так надо же не в профессиональных сетях, а в тех, что про жизнь. Типа Фейсбука там или В контакте. Чекаешь, чо она сама про себя постит: фотки, блоги. Шаришь, кто у нее во френдах и двигаешь на их аккаунты. Муторно, конечно, но там такие фичи35 можно собрать! Скажем, муж заливает жене, что ездил в командировку, а его любовница постит фотки, как они вместе в Турции жарились. Я бы сам пошарил, но, сам знаешь, у меня щас полный затрах.

– А доступ к ее почте ты мне дашь? И к СМС-кам, Вотсапкам?

– А надо? Дело стремное… Мне-то по фиг, откуда инфу добывать. А ты слегка… м-м-м… старомоден в манерах. Это ж все-таки нарушение прайваси. Могут и наехать. Точно хочешь?

– Хочу, – уперся Глеб. – Она тоже нарушила мои права.

– Значит, будешь мстить. ОКэ, ты – Мегабосс, я исполнитель.

– При чем тут Мегабосс? Я тебя как мужик мужика прошу!

– Убедил. Я тебе все организую. Будешь сам говно добывать. Ежли чо еще понадобится – велкам. Я бы еще монитор обновил.

***

Вот уже который день Гордин не мог забыть о безобразной сцене в кафе. На работе еще как-то удавалось отвлечься. Но как только Глеб переставал думать о текущих бизнес-проблемах, его начинало терзать недовольство собой. Он совершил поступок, которого стыдился. Стоило Глебу прикрыть глаза, и он с отвратительной отчетливостью видел себя в образе слюнявого безумца, напавшего на девчонку. И, пытаясь отделаться от этого мерзкого воспоминания, Гордин морщился, мотал головой, словно отрицая реальность произошедшего, болезненно мычал…

Как он только додумался укусить эту Корбус? Нет, ум тогда был совсем не причем. «Причем» был темный инстинкт, который требовал подмять нахальную соплячку под себя, отыметь, унизить… Наказать за хаос, который та устроила в Гординской жизни. И если бы эта очумелая дикая кошка не привела его в чувство, располосовав руку когтями, еще неизвестно, чем бы все закончилось.

Когда-то в детстве Глебу были свойственны такие импульсивные безумные выходки. В его жилах сливались два постоянно конфликтующих потока крови – жаркая армянская струя, унаследованная от деда по материнской линии, и холодная кровь питерского разлива со стороны отца.

Отец Глеба, инженер по профессии, был человеком рассудка и логики. Но, по известному закону притяжения, женился на полной своей противоположности. Мать, нервная эмоциональная женщина, мечтала о многодетной семье, но из-за проблем по женской части долго не могла забеременеть. Поэтому, когда после нескольких лет лечения, после трех выкидышей, ей наконец-то удалось выносить и родить здорового ребенка, она вложила в него всю свою любовь без остатка. Отныне ее жизнь была посвящена служению маленькому живому идолу.

Гордин-отец, лишенный внимания жены, нашел утешение в работе. Он стал пропадать в цехах и на испытательных стендах, много ездил по командировкам. Но появляясь дома, не мог не замечать, что всепрощающая материнская любовь формирует из сына домашнего монстра. После одной особенно шумной сцены, когда шестилетний Глебка, не желавший закончить игру и идти спать, повалился на пол, извиваясь, крича и топая ногами, отец осознал, что волей-неволей ему придется взять на себя ответственность за исправление дефектов женского воспитания. Тем более, что вскоре сына предстояло отдавать в школу… Так мать была ограничена в правах собственности на сына.

Жизнь Глеба в одночасье переменилась: в ней появились расписания, обязанности, наказания и тягостные разговоры с отцом. Отец не был жесток, но он был строг, требователен и абсолютно неумолим. Глеб не мог поверить, что его желания, бывшие императивами для матери, для отца ничего не значили. Он пробовал применять привычные ему способы протеста – скандалил, плакал, бросался на отца с кулаками –ничего не работало. Гордину-младшему противостоял невозмутимый человек с бесстрастным лицом, который видел сына насквозь и прекрасно знал, как заставить его подчиниться. И даже слезное заступничество матери не помогало: Глеб навсегда был изгнан из младенческого рая вседозволенности.