Манчестерская тусовка - Николас Блинкоу

В голосе Грина наконец слышалась неуверенность — впервые с тех пор, как он уселся в такси к Джейку и принялся с патриотической гордостью расхваливать Манчестер. Сейчас он как будто бы даже о чем-то призадумался, а вот по дороге в отель это был не человек, а прямо-таки рекламная феерия, шоу одного актера. Взгромоздившись на одно из откидных кресел такси, он сопровождал каждую перемену в центральной части города своим личным непрекращающимся комментарием. Если Джейк выказывал малейший признак удивления, Грин тут же хватался за него, как хватаются в зале суда за допустимые показания. Так было, например, на первом же светофоре, когда на перекресток выехал новенький трамвай и покатил в сторону Пикадилли-Гарденз.

Теперь, из гостиничного окна, Джейк мог заново рассмотреть трамвай. Он наблюдал за тем, как вагоны змейкой проползают по замысловатому повороту в виде буквы «S» и вливаются во всеобщий транспортный поток на Сент-Питерс-сквер, и старался не замечать Грина с его кроватным анализом.

— Так, ну что ж, — заключил тот наконец. — Вроде удобненько. Да ты быстро придешь в себя, голову только пониже опусти.

Джейк промолчал. Во рту до сих пор оставался кисловатый привкус рвоты.

— Что это с тобой было-то? Припозднившийся шок, что ли?

— Все в порядке.

— Это ведь ты не из-за того, что завтра у тебя встреча с Холлидеем?

Джейк помотал головой.

— Нет. Съел что-то не то.

Это произошло в такси, по дороге от станции «Пикадилли». Джейк вдруг почувствовал прилив слюны и крикнул водителю, чтоб тот остановил. Как раз вовремя. Он едва успел согнуться над обочиной, как его вырвало чашкой горького кофе. Больше в желудке ничего не было. Расположившись в отеле, Джейк еще чувствовал некоторую слабость, но в общем было намного лучше. Он продолжал во все глаза смотреть в окно спальни, пытаясь зарядиться энергией Манчестера третьего тысячелетия так, чтобы его при этом не стошнило.

Он повернулся к инспектору Грину.

— А это что?

Грин проследил за взглядом Джейка, устремленным далеко, в сторону Лауэр-Мосли-стрит.

— Вон то? Да это уже лет сто как построили.

Там, где раньше стоял заброшенный центральный вокзал, теперь возвышалось здание из арматуры и стекла со стальной сводчатой крышей. Снаружи развевались флаги, обещавшие целый сезон «Золушки на льду». «Заказывайте билеты заранее! Развлечение для всей семьи!» Никому бы не пришло в голову рекламировать семейные ценности шестнадцать лет назад, когда Джейк, подрабатывая проституткой, укрывался под полуразрушенными сводами вокзала. Он поступал каждый раз одинаково: высматривал себе клиента на Чорлтон-стрит и вел его по улицам до большого зала станции. И там, в суете парковки, клиент покупал себе билет на коротенькое — всего каких-то несколько минут — путешествие на «эротическом экспрессе».

— А вон там, рядом с ним — новый концертный зал «Халле».

Грин подошел к окну и, встав рядом с Джейком, показал куда-то далеко вправо, на еще один высокотехнологичный корабль мечты.

— Открыли всего полгода назад, и уже, говорят, приносит прибыль. Эти хреновы лейбористы в муниципалитете свое дело знают.

Джейк посмотрел в сторону здания, напоминавшего уменьшенную версию оперного театра на площади Бастилии. Симпатичная постройка, яркая картинка на небесном полотне. Возможно, у нее тут роль двойного памятника: Новому Манчестеру и Новым лейбористам. Насколько Джейк успел разглядеть в пути, пока к горлу не подступила тошнота, в городе много чего перестроили. По крайней мере, косметический ремонт провели чуть ли не по всему Манчестеру — вряд ли будущее лейбористское правительство сможет проделать такое по всей стране. И все-таки концертный зал тут как-то не к селу. Это же Манчестер, а не Париж. А этот вид из гостиничного окна — Джейк ведь прекрасно его знает. От Сент-Питерс-сквер вниз по Лауэр-Мосли-стрит должна тянуться полоса урбанистического запустенья. Они с Джонни всегда ходили этой дорогой домой, когда жили вместе.

— А «кресченты» где же? Их отсюда должно быть видно.

— Их теперь на хрен ниоткуда не должно быть видно, потому что все эти крысиные норы посносили.

Джейк во все глаза уставился в окно: ведь должна же на том месте остаться хотя бы какая-то дыра, пунктирная линия на месте того, что было здесь в прошлом.

Он почему-то продолжал сжимать в руке огромный бумажный платок, который дал ему водитель такси, чтобы вытереть рот. Он скомкал платок, прицелился в мусорное ведро под туалетным столиком и попал, с первого броска. И чего это его так вывернуло? Никак не ожидал от себя такого — и до сих пор теряется в догадках, почему это произошло. Едва их машина отъехала от вокзала, как Грин тут же начал составлять план предстоящей полномасштабной экскурсии по городу. Джейк пытался вежливо отказаться: «Спасибо, не надо» — уж он как-нибудь справится сам. Но от инспектора Грина просто так не отделаешься. Тошнота подкатила к горлу, когда первая половина экскурсии была уже позади и они объезжали временные ограждения, которые окружали центральную часть города, сильно пострадавшую от взрыва. Кто бы мог подумать, что спустя полгода после взрыва тут по-прежнему будет такая разруха? Как будто бы кто-то прорубил на пересечении Кросс-стрит и Корпорейшн-стрит дыру размером в два футбольных поля, да еще заодно отхватил кусок торгового центра «Арндейл».

— Охренеть, да? — снова заговорил Грин. — Долбаные ублюдки из ИРА, устроили такое дерьмо в Манчестере! Да тут ведь половина города — ирландцы.

Взрывом задело даже Хлебную биржу. Когда они подъехали к стальному каркасу ремонтных лесов на здании, Джейк попросил водителя притормозить. Он хотел посмотреть, что осталось от «Пипс». Пятнадцать лет назад это был самый большой ночной клуб на севере Англии. Вмонтированный в подземные погреба Хлебной биржи, он тянулся чуть ли не на целый квартал. Теперь над ним возвышалась груда камней. Взрывом у старого здания снесло купол, он перевернулся в воздухе и с грохотом опустился на прежнее место. Остальные части постройки были в таком плачевном состоянии, что казалось, будто она просела под тяжестью собственного купола.

Примерно тогда Джейк попросил водителя остановиться — и его вывернуло. Что-то такое его накрыло — ощущение беспомощности и злости одновременно. А полгода назад он испытал еще более грандиозную смесь ощущений: политические игры, Манчестер и Ирландия с ее безумным восприятием религии. Джейк ненавидел ИРА за то, что она сделала — не просто взорвала Манчестер, но подгадала под «Евро-96»,[50] когда центр города был наводнен не только обычными покупателями, но еще и болельщиками из Чехии и Германии. Джейк тогда смотрел по телевизору экстренные включения новостных программ и видел, как повсюду мечутся люди с окровавленными головами и как их укладывают на носилки. Это было ужасно, даже хуже, чем просто ужасно.

Теперь, полгода спустя, он снова наблюдал результат деятельности ИРА. И все равно не чувствовал в себе сил их осуждать. Так уж его воспитали. ИРА — это католики, а Джейк до сих пор считал, что католики чересчур недалекие, чтобы испытывать хоть какое-то чувство ответственности. Если их и мучила совесть, то только до тех пор, пока какой-нибудь сельский священник не отпускал им все прегрешения. С чего все началось? С ольстерских юнионистов, развязавших войну, в которой обе враждующие стороны выглядят настоящими психопатами и ведут себя соответствующим образом, с потворствующего им консервативного правительства, с преподобного Йена Пейсли[51] и кучи дерьма, которую он, словно шлейф, повсюду таскает за собой; с безумства и злобы людей, предавших свою веру. А замыкал цепь все тот же Паскаль с его религиозной войной. Пошатываясь, с гудящей головой, Джейк выбрался из такси на тротуар и выдавил из себя еще немного кислятины — казалось, на этот раз вывернуло его легкие. Да неужто чувство отчаяния по-прежнему имеет над ним такую власть? И что же, вырываясь на свободу, оно всякий раз будет прикрываться религией? Ну нет, с религией покончено.