Ученик Путилина - Юрий Корчевский

Суд состоялся через два месяца, и тюремные сроки арестованные получили маленькие.

В группе заговорщиков состояли, но злодеяний совершить не успели, а что взрыв произошел и люди погибли, так это трагическая случайность. Суды присяжных либеральничали, а это множило ряды желающих изменить режим насильственным путем. Только в 1878 году все дела по политическим терактам были переданы в ведение военных судов, которые действовали жестко, но время уже было упущено. Настала осень, в Петербурге пора слякотная. С Финского залива сырость, туманы, ветер. Почти обязательный аксессуар – зонт. Для офицеров во время службы запрещен, как защиту во время дождя использовали пелерины. И активность поугасла. Кому охота мокнуть на маевках или митингах? В домах начали топить печи, не столько для тепла, а как защиту от сырости в квартирах, возможность просушить обувь и одежду. На улицах народу изрядно поубавилось. Извозчики подняли на пролетках пологи над пассажирским сиденьем.

Павел такую слякотную погоду не любил. Без пелерины иной раз шинель промокала насквозь. Павел снова задумался о покупке квартиры поближе к службе. Денег не хватало, и он решил арендовать. Каждый раз в непогоду нанимать извозчика дорого, а пешком за двадцать минут от квартиры до жандармерии промокал. В такую непогоду не позавидуешь тем, кто несет службу на улицах – полицейские, почтальоны, дворники.

Осень быстро сменилась ранней зимой. По ночам подмораживало, тонким слоем выпадал снег, а днем таял.

В такую погоду Павел познакомился с девушкой, причем при обстоятельствах криминальных. Шел вечером со службы, наслаждаясь свежим воздухом. Кое-где уже зажгли газовые или масляные фонари. Вдруг впереди девичий вскрик. Насторожился Павел. Фонари здесь еще не успели зажечь, видно только какое-то движение. Оскальзываясь на подмерзшем кое-где снегу, побежал. На сапогах подошвы кожаные, скользкие. Углядел в темноте, как грабитель с девушки шубку стаскивает. Выхватил револьвер из кобуры.

– Стой! – закричал и выпалил вверх.

Положено сделать окрик и предупредительный выстрел. Грабитель отпустил шубку и побежал прочь. Павел за ним. Куда там! Грабитель мчался быстрее зайца. Павел вскинул револьвер, выстрелил. Мимо! Грабитель прибавил ходу и скрылся за углом. Преследовать его в сапогах со скользкой подошвой Павел не решился. Патроны заряжены дымным порохом. Точность стрельбы, дальность и убойное действие пули скверные. А вполне неплохой наган появится только в 1895 году.

Павел вернулся к девушке. Она трясущимися от волнения и испуга руками застегивала пуговицы на шубке, не получалось.

– Вы целы?

– Цела, спасибо вам.

– Давайте помогу.

Павел застегнул пуговицы. Шубка беличья, мех мягкий.

– Готово.

– Даже не знаю, как вас благодарить. Могла бы остаться без теплой одежды, а впереди зима.

– Не надо ходить так поздно. Мерзавцев полно!

– Я с занятий, сегодня задержалась немного. А вы офицер?

– Позвольте представиться, Павел.

Павел щелкнул каблуками, кивнул.

– Настя. Ой, Анастасия, – поправилась девушка.

– Вот и познакомились. Давайте я вас провожу.

– Не откажусь. Только мне далеко, на Сенную площадь.

– Ничего!

Идти в самом деле было далеко. В общем-то, стоило взять пролетку, но девушка была хороша собой, дома делать было нечего, почему бы не прогуляться, не подышать свежим воздухом?

Пока шли, девушка выговорилась. Видимо, испуг был сильный, произвел на нее большое впечатление.

– Он такой страшный! Бородатый, одна ноздря разорвана, зубов нет, глаза злющие, страшные! У! Я теперь спать не смогу.

– А вы вспоминайте что-нибудь хорошее. Скажем – родителей.

– Они у меня в Твери живут, а еще брат с сестрой дома остались.

– Будь я на месте ваших родителей, не пустил бы вас в другой город.

– Это почему?

– Город столичный, много соблазнов, а еще всякой шпаны.

– Я хорошо себя веду, это сегодня задержалась.

За разговорами добрались незаметно. Девушка показала на дом.

– Вот здесь я квартирую у родни. И веселее и дешевле.

– Могу ли я вас увидеть еще?

Стояли у фонаря, и Павел видел, как зарделись щеки девушки. По правилам приличия соглашаться девушке на свидание с незнакомцем не следовало. Но сами обстоятельства их встречи были необычными.

– Можете.

– Где и когда?

– Завтра воскресенье. С утра в церковь на заутреню, потом свободна.

– Ну хорошо, в одиннадцать у Казанского собора вас устроит?

– Вполне.

– Тогда до свидания.

Девушка ушла, не оглянувшись, по правилам приличия. Павел подосадовал на себя. Ни фамилии не узнал, ни номера квартиры. Вдруг по службе не получится быть на свидании, но хоть заскочить, предупредить.

Сам Павел ходил в небольшую церковь на Большой Конюшенной улице. В маленьких храмах особая атмосфера, а многих прихожан настоятель знает в лицо.

На квартиру к себе Павел заявился поздно, около полуночи. Хотелось есть, а ничего съестного не было. Сколько раз намеревался сделать запасы, тем более зимой их хранить сподручно – сало, копченую рыбу, копченую колбасу да сухари. Уж голод в любой момент утолить можно, не до разносолов. Так и лег голодным. А с другой стороны посмотреть – на ночь есть вредно. Павел усмехнулся. А весь день голодным быть не вредно? И не потому, что денег на еду не было, времени не хватило. То некогда было, потом происшествие с девушкой. Зато толстым не будет. Впрочем, среди офицерства – армейского, флотского, жандармского – толстых не было, если только в больших чинах и возрасте. Из вольностей офицерам дозволялось носить усы. Павел поразмышлял о покупке квартиры. Иметь свое, а не съемное жилье – солидно, но дорого. Основное жалованье жандармского ротмистра девяносто один рубль в месяц. Было еще жалованье добавочное. Полковник Отдельного корпуса жандармов добавочного жалованья имел одну тысячу рублей в год, а ротмистр – 500. А еще офицеры получали квартирные, подполковник – 52 руб. 33 коп. в месяц, а ротмистр – 36 руб. 75 коп. Нижним чинам выплачивали квартирные один раз в год – девяносто рублей. Кроме того, офицеры получали столовые деньги, в зависимости от звания, а унтер-офицеры и нижние чины получали провиантские деньги. В целом жандармские офицеры получали в полтора раза выше жалованье, чем армейские, причем числились за военным ведомством.

Уснул поздно, но проснулся в хорошем настроении. Не зря говорят – утро вечера мудренее. Решил квартиру арендовать поближе к службе и часть жалованья откладывать в кубышку, иначе говоря – копить.

Перво-наперво побрился и направился в церковь. Не сказать, что воцерковленным человеком был, но в те годы было принято. А втянулся и понравилось. Церковь, куда он ходил, старинная, полторы сотни лет, место намоленное. Зайдешь в храм, и чувствуется особая атмосфера, благодать! И думается хорошо, на душе спокойно. Было еще одно обстоятельство – в жандармы не принимали инородцев, людей чужой веры, например иудеев, если только крещеных. Поэтому Павел православный крестик, доставшийся ему при крещении, не прятал.