Мефодий Буслаев. Книга Семи Дорог - Дмитрий Емец

– Точно! – воскликнул он. – Пилум Шоша! Я не видел, когда он летел!.. Выходит, это был Толбоня! Притащил на встречу со мной список артефактного оружия, а потом обозлился и метнул копье!

Эссиорх недоверчиво собрал складки кожи на лбу.

– А где он копье взял? Из списка вытащил? Нет, не похоже на домовых! Они народец миролюбивый. Если и вредят кому, то по мелочам. Молоко скисло, в суп наплевали, раковину забили.

– Темную-то мне устроили!

– Разве это темная? Не с ножами же они на тебя напали? Пара синяков и отбитая нога. Маловато для серьезной мести.

Хранитель снова уставился на страницы.

– Это не похоже на единый список!

– Как так?

– Ну все же список – это нечто системное. А тут что? Одна страница – одно оружие. Нет ни одного листа, на котором перечислялось бы два артефакта, хотя места навалом да еще обратная сторона. О чем это говорит?

– Арей не был жмотом. Не жалел бумаги.

– Возможно. Но взгляни на след отрыва! Похоже, все они из одной тетради. Толстой, с клееным переплетом. Из таких почти невозможно вырвать бумагу ровно, особенно если делаешь это в спешке – по личному опыту говорю.

Меф коленями вскочил на табурет.

– То есть где-то существует тетрадь, в которую Арей вписывал артефакты! Толбоне не хотелось показывать мне ее, и он вырвал семь листов из разных мест! – горячо воскликнул он.

Эссиорх стал спокойно составлять в мойку чашки, собирая их по кухне. В некоторых качалась болотной трясиной зацветшая старая заварка. В других заметны были следы супа. Голодная Улита обычно не заморачивалась и, не имея чистых тарелок, ела суп из чего придется.

– Давай все заново, шаг за шагом, – предложил хранитель. – Домовой о чем-то хочет поговорить с тобой. Долго следит, сомневается, наконец решается подойти. Ты случайно обижаешь его. Лифт останавливается, вы валитесь друг на друга. Толбоня убегает. В руках у тебя оказываются бумаги, которые он, вероятнее всего, собирался тебе показать. Ты выходишь на улицу. В тебя бросают копье с шаром, похожее по описанию на пилум Шоша…

– Из этих же бумаг!

– Именно. А на другой день тебя обвиняют в смерти домового, которого, похоже, действительно убили.

– И у него ничего не нашли!

– Нет. Но мраку известно, что последним с Толбоней встречался ты. Это вытекает из разговора с туалетным суккубом.

В коридоре забухали шаги. Невыспавшаяся Улита всегда топала так, словно вколачивала сваи.

– Эссиорх! – стонала она. – Твой ребенок ударил мамочку! Пнул меня прямо в сердце! Я умираю!

Стеная, бывшая ведьма ввалилась на кухню, глазами удава посмотрела на Мефа и, перестав умирать, сказала спокойным голосом:

– А, и ты здесь, прогульщик! Россия – огромная страна, но все почему-то прутся на мою кухню!

– Улита, мы разговариваем, – мягко сказал Эссиорх.

– Разговаривают попугайчики, а люди общаются! – парировала ведьма, плюхаясь на стул. – Нет уж, обломайтесь! Немедленно займись воспитанием сына, мерзкий папка! Или я возьму «маузер» и стану палить в воздух, чтобы твой поросенок видел, что мамочка вооружена, и страшился поднимать на меня ногу!

Эссиорх вздохнул и грустно посмотрел на Мефа. Неизменный утренний ритуал включал бесконечные вопли и жалобы, которые всегда заканчивались поеданием разогретой на сковородке вермишели, залитой пятью-семью яйцами.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Буслаев, поднимаясь.

Эссиорх вышел проводить его.

– Прости! – смущенно сказал он. – Порой мне кажется, что я… хм… Она, конечно, просветляется, но о-о-очень медленно!

– Все нормально. Улита есть Улита! Если бы она изменилась, я бы затосковал, – с пониманием сказал Меф.

Хранитель щелкнул замком, выпуская его.

– Подожди меня у мотоцикла! Минут через пятнадцать я спущусь, и стартанем!

– Стартанем? Куда?

– Навестим дом, в котором жил Толбоня. Будет досадно, если мрак нас опередит. И еще одно… будь осторожен!

– С какой стати? – напрягся Меф.

– Да так. Шесть-то еще осталось… – задумчиво откликнулся Эссиорх, но объяснять ничего не стал.

Меф спустился и, дожидаясь Эссиорха, уселся на вкопанной шине. Вскоре к нему вышел хранитель и стал отстегивать цепь, которой мотоцикл был прикован к дереву. Сразу же, точно чертик из табакерки, на балкон выскочила нестарая плотная женщина в махровом халате. Видимо, выскакивала она из ванной, потому что на голове было намотанное тюрбаном полотенце.

– Придурок! Эгоист! Хам! – визгливо закричала она на Эссиорха. – Тюрьмы на тебя нет! Куда мотоцикл на газон выпер? Весь двор бензином завонял! Руки таким отрывать надо! Прихвостень! Неудачник! Бездарный мазила! Святоша! Бабе своей рот заткни!

К удивлению Мефа, Эссиорх слушал женщину не только благосклонно, но и крайне внимательно. Чтобы ничего не пропустить, даже задрал голову и перестал воевать с заедающим замком.

Вопящая особа исчезла не раньше, чем этажом выше появилась Улита и, внезапно свесившись, попыталась попасть соседке по голове мокрым полотенцем. Ее «тюрбан», по всем признакам, побаивался. Тявкнул что-то несколько раз и скрылся, пообещав сохранить мокрое полотенце как вещественное доказательство в уголовном деле.

Эссиорх закончил воевать с замком.

– Кто это? – спросил Меф, кивая на опустевший балкон.

– Наша подруга Маргарита Павловна.

– Чего-то не пойму! Зачем ты разрешаешь ей на себя орать? – спросил Буслаев с недоумением.

Хранитель улыбнулся.

– А зачем запрещать? Друг тебя жалеет, а недруг невольно оказывает услугу, вытрясая из тебя пыль. Мне недавно пришло в голову, что только тот, кто говорит обо мне мерзости, говорит правду. Надо только уметь правильно слушать, не пропуская ни одной детали.

Он завел мотоцикл, прогревая двигатель, медленно поддал газу и дернул головой, приглашая Мефа сесть сзади. Переезжая мелкую лужу с плавающей в ней газетой, Эссиорх размышлял о том, что окончательно отехнократился. Число «СТО» в газетном заголовке он прочитал как Эс-Тэ-О.

Все главные гадости в мире делаются с умным и честным выражением лица. Опора мрака – «хорошие» люди. О чем беспокоится плохой человек? Тихо украсть, хорошо спрятать и сидеть с милой улыбкой, чтобы никто ничего не пронюхал. О чем думает «хороший» человек? Всех заесть, всех построить, за всех все решить и перекроить мир по своему стандарту, при этом не изменившись самому. Свет, защити нас от хороших, а с плохими мы и сами управимся!

Эссиорх

Было около часу дня, когда Ирка вышла на балкон и завыла волчицей. Она давно потеряла способность превращаться в волка, но вой был убедителен: так надрывен и печален, что многочисленные собаки во дворе сперва пугливо притихли, а затем разом, точно по команде, разразились брехливым лаем.