Достучаться до тебя - Сара Уикс

Банка с мармеладом и мой рюкзак стояли на полке под окном рядом с кроватью.

Я достала из рюкзака конверт с фотографиями и направилась назад на кухню, где Руби хлопотала у плиты, переворачивая оладьи.

– Спасибо, что выстирали мои вещи, – сказала я. – Вы так здорово их сложили, и пахнет от них очень вкусно.

Руби улыбнулась:

– А знаешь, кровать, на которой ты спала этой ночью, была моей, когда я была маленькой. – Она поставила тарелку на стол рядом с моим местом. – Она раньше была синей, а за нижним краем с правой стороны я приклеивала на ночь жвачку.

– И она все еще там? – спросила я, садясь за стол и вытаскивая из-под вилки сложенную треугольником салфетку.

– Если и там, то теперь она превратилась в антиквариат, – рассмеялась Руби.

На столе стояли кувшин с апельсиновым соком и маленькие стаканы с ободками, на которых были нарисованы лошадки. Руби села за стол напротив меня с чашкой кофе.

– Надеюсь, теперь ты простишь мне вчерашние магазинные пироги, – сказала она. – Сироп я сварила прошлым летом, сама собрала ягоды.

Я прижала стопку оладий ребром вилки. Черничный сироп перелился с них на тарелку и побежал к ее кромке синим ручейком. Я откусила большой кусок, закрыла глаза и застонала от удовольствия – так было вкусно.

Руби наблюдала, как я ем, а когда я почти вылизала тарелку, потянулась к желтому конверту с фотографиями и постучала по нему пальцем.

– Покажешь мне? – спросила она.

Я кивнула и вытерла рот салфеткой, а затем в тысячный раз открыла конверт и начала передавать Руби фотографии.

– Эту вы уже видели, где все сидят на крыльце под указателем, – сказала я. – А на этой мама и женщина в красном свитере, которая может быть моей бабушкой.

Руби взяла у меня фотографию.

– А это тощий Санта-Клаус… – Я внезапно осеклась.

Санта-Клаус с рукой на плече у мальчика с растрепанными волосами. Красный костюм без подкладки, мешком болтающийся на его высокой, худой фигуре, с такими короткими рукавами, что из них торчали костлявые запястья. И его часы… Часы. Неудивительно, что я видела их ночью во сне.

Теперь я знала, кем был этот Санта-Клаус.

Рой позвонил в десять утра сказать Руби, что возвращается из Монтичелло.

– У нас есть новости, – услышала я голос Руби. – Мистер Хилл есть на тех фотографиях, Рой. И Эллиот тоже. Мистер Хилл сам вчера их видел и все равно сказал Хайди, что ее мама никогда не жила в Хиллтопе.

Трумэн Хилл знал мою мать. Теперь в этом не было сомнения. Он был на том празднике вместе с мамой и женщиной в красном свитере. Люди лгут, но фотографии говорят правду.

Эллиот тоже там был – тот самый мальчик с растрепанными волосами. Недаром мне показалось, что он мне кого-то напоминает, когда я впервые увидела его спящим в кресле, но не узнала из-за коротко остриженных волос.

Я не могла дождаться, пока Рой вернется домой. Руби объяснила ему, что я очень хочу поехать в Хиллтоп, чтобы поговорить с Эллиотом, и Рой сказал, что мы обсудим это, когда он вернется. В ожидании мы с Руби еще раз просмотрели все фотографии, отбирая те, на которых были Эллиот, Трумэн Хилл или мама. На нескольких из них в кадре были все трое.

– Не понимаю, – то и дело говорила Руби. – Он же хороший человек, Хайди. Почему он тебе солгал?

– Не знаю, но почему-то солгал. Он сказал, что мама никогда там не жила, зная, что это неправда.

– Должна быть какая-то причина, по которой он не говорит правды, – задумчиво произнесла Руби.

Я подумала о своем списке.

Иногда люди лгут, когда им слишком тяжело принять правду.

Вернувшись, Рой первым делом захотел увидеть фотографии. Мы показали ему те, что отобрали.

– Это точно он, – сказала Руби, – и Эллиот тоже. Ты только посмотри, Рой, у него были вьющиеся волосы. Никогда бы не подумала.

У Роя зазвонил телефон, и я ушла в комнату собираться. Я хотела взять с собой блокнот, на случай, если понадобится что-то добавить в список о лжи, и еще я хотела начать список вопросов для Трумэна Хилла. Я решила надеть красный свитер, чтобы Трумэн Хилл не мог соврать, что он не похож на тот, что на фотографиях, и как раз искала его, когда услышала шум мотора перед домом и шорох гравия на дороге. Вбежав в гостиную, я едва успела увидеть в окно удалявшуюся машину с Роем.

– Куда он? – с беспокойством спросила я. – Он просто разворачивает машину, да?

– Нет, он поехал в Хиллтоп, – сказала Руби. – Мистер Хилл позвонил ему и сказал, что ждет его со своим адвокатом.

– Но я ведь хотела поехать с ним! Рой знал, что я собиралась показать Эллиоту фотографии.

– Рой взял их с собой, – попыталась успокоить меня Руби.

Я расстроилась:

– Мои фотографии? Он забрал их?

– Только те, что мы отобрали, – уточнила она. – Остальные все на месте.

– Не нужно было этого делать. Не нужно было брать мои фотографии без разрешения, – еще больше расстроилась я. – И не нужно было уезжать без меня. Он знал, что я хочу поехать. Он мне разрешил.

– Нет, он сказал, что мы об этом поговорим, – напомнила Руби.

– Но мы не поговорили! А теперь он уехал!

– Он решил, что так будет лучше, Хайди. Лучше, если взрослые сами во всем разберутся.

– Взрослые и есть самые большие вруны! – закричала я.

– Мы скоро все узнаем, Хайди. Рой обещал позвонить нам оттуда.

Я не собиралась сидеть и ждать, когда зазвонит телефон. Я имела право быть в Хиллтопе, когда правда о маме наконец выйдет наружу. В тот день на улице было холодно, и ветер гнул деревья во дворе, как гигантские серые ежики для чистки труб. Я вбежала в маленькую спальню за красным свитером. У меня не было ничего теплее, чтобы не замерзнуть по пути в Хиллтоп.

Я была уверена, что Руби не положила свитер вместе с остальными вещами в верхний ящик с гвоздикой, так что выдвинула тот, что пониже. Он был полон крошечных вещей – украшенных лентами распашонок и рубашечек с овечками, котятами и утятами, большинство в магазинной упаковке с необрезанными этикетками. Я не слышала, как Руби вошла в комнату.

– Это вещи детей, которых я потеряла, – тихо произнесла она. – Всего их было трое.

Она смотрела на меня, прислонившись к двери, и, если бы Берни была здесь, она наверняка сказала бы, что глаза Руби рассказывают ее историю. Я быстро задвинула ящик, но было слишком поздно – печаль, лежавшая между мягкими слоями светлой ткани, вырвалась наружу и повисла в воздухе, как холодный влажный туман. Он окутал нас, полностью наполнив маленькую спальню, и время словно остановилось.