Укрытие - Трецца Адзопарди

Каминную полку украшают две фотографии в золоченых рамках, и на обеих Селеста. На одной она — совсем кроха — стоит в белоснежном платьице на столе, у ее ножек два бокала с шампанским, а слева высится свадебный торт. Отец обожает этот снимок.

На другом фото Селеста прижимает к груди молитвенник. Забыв обо всем на свете, она блаженно взирает куда-то поверх объектива. Свет падает сзади и сбоку, и от нее словно исходит сияние. Какие роскошные волосы, сказала миссис Ричардз из парикмахерской на углу и попросила разрешения выставить такую же фотографию у себя в витрине. Селестино лицо красовалось там целый год, и мама, проходя мимо, обязательно останавливалась и говорила прохожим, показывая пальцем на снимок:

Знаете, а это моя дочка, как будто ее дочка жила в витрине, под желтым стеклом, а не дома. Тогда было не важно, что Селеста в жизни не побывала в парикмахерской. Точнее, до сегодняшнего дня: так она продемонстрировала неповиновение и нежелание встречаться с Пиппо. Естественно, мама в бешенстве.

Ты только посмотри на себя! — говорит она, размахивая ложкой. Ох и достанется же тебе, девочка моя. Селеста робко садится на краешек стула, ставит сумку на колени. Уставилась на скатерть. Скатерть моя любимая — «Экзотические птицы мира», заботливо прикрытая прозрачной пленкой.

Улыбка у Евы заговорщицкая; она подмигивает нам сквозь пелену дыма.

Это же последний писк моды, Мэри, говорит она маме в спину. Я и сама бы от такой не отказалась.

И я начинаю рассматривать, у кого какие головы. У Евы волосы платиновые, только слева — янтарная никотиновая прядь. Она увязывает их в то, что называет «плетенкой», а над бровями выпускает несколько призывных завитков. Маминых волос мне не видно — на ней шапочка из пекарни; на работу она пойдет только на следующей неделе, но носит ее все время. Я знаю, какие под шапочкой волосы — тонкие, с проседью, и череп просвечивается.

У Розы и Люки волосы буйные и непокорные — как колючая проволока. Дикие заросли, так называет их мама, когда пытается укротить их утром, перед школой. А в том, что у меня мало волос, все винят пожар. Иногда мама лижет ладонь и проводит ей по колючему ежику у меня на макушке. Когда мои волосы вырастут, они будут пшеничными.

Мама ходит вокруг стола, швыряет на него тарелки, приборы, пластиковые стаканы, в которых плещется оранжад Сегуны. Забывшись, ставит прибор для Фрэн, потом хватает вилку с ножом и, всхлипнув, бросает их в мойку; с тех пор как забрали Фрэн, прошел месяц.

Ты погоди, вот отец тебя увидит, говорит она. И бог его знает, что подумает Пиппо!

Селеста щелкает замочком на сумке, достает множество всяких штучек: компактную пудру, губную помаду, карандаш для бровей, тональный крем. Она выстраивает их в ряд — как орудия пыток.

Мама, я за него не пойду.

Пойдешь, раз отец велит. У него и так полно неприятностей.

На самом деле мама имеет в виду другое: он пойдет на что угодно, лишь бы Селеста не стала такой, как Энн Джексон.

Селеста открывает коробочку с тушью, плюет в нее, водит маленькой палочкой по черному кружку, чтобы тушь размякла. Подносит кисточку к глазу, начинает быстро моргать, и, приоткрыв рот, красит ресницы. Под тяжестью туши они клонятся книзу. В уголках глаз появляются черные точки, она осторожно убирает их кончиком пальца.

Нет, вру, это Дасти Спрингфилд,[5]говорит Ева, указывая сигаретой на Селесту. Ева вдыхает и выдыхает одновременно, впивается губами в фильтр, и из ноздрей вырываются две струйки дыма. Серый столбик пепла растет, кренится и падает как раз тогда, когда она снова подносит сигарету к губам.

Кэти Макгоуэн,[6]говорит Селеста, дуя на пудру.

Но у нее же длинные волосы! — восклицает Роза.

Знаю. Селеста бросает на нее взгляд. Я про челку, дурочка! Она проводит пуховкой по подбородку; на стол сыпется розоватая пыль. Меня этот процесс наведения красоты повергает в священный ужас.

Посмотри-ка, Дол, шепчет она и проводит пуховкой по моей щеке. Закрой глаза.

Она делает еще пару взмахов. Немножко пахнет лилиями. Селеста подносит к моему лицу зеркальце пудреницы: шрам почти незаметен. Я протягиваю ей больную руку — чтобы подправила.

* * *

В зеркале на туалетном столике отражаются три Пиппо — вид слева, вид справа и анфас, а когда он наклоняется поправить одну из створок, его отражения множатся бесконечно. Пиппо изучает макушку, усмиряет непокорный вихор, налив на уже мокрую правую ладонь еще масла из бутылки. Приглаживает волосы, упирается подбородком в грудь, берет расческу и аккуратно проводит ей по черепу. Пиппо ищет, обо что бы вытереть руки и, не найдя ничего подходящего, берет резную ручку кончиками пальцев и открывает верхний ящик комода. Он все еще забит нижним бельем Марии: скрученными жгутом чулками телесного цвета и толстыми креповыми подвязками, панталонами и комбинациями, а еще там лежит непонятный резиновый жгут. Он берет из груды одну подвязку и подносит ее к лицу; Мария возвращается к нему запахом Wintergreen и роз.

Внизу мать открыла в кухне воду. Пиппо слышит металлический звук струи, ударяющей о ведро, кран закрывают, урчат напоследок трубы. Он мог бы вымыть руки как следует, чтобы на них не осталось масла, но только не хочет, чтобы мама видела его в лучшем костюме и до блеска начищенных туфлях. Она, наверное, снова примется мыть лестницу: отличное занятие, когда злишься. Он слышит, как открывается парадная дверь, чувствует, как в комнату добирается поток свежего воздуха. Лучше выйти из задней двери. Он спускается на цыпочках, держа туфли в руке, морщится, когда предательски скрипит ступенька.

Эй, Филиппо! — кричит мать, распахивая дверь. Она стоит на карачках на крыльце, держа в красной руке щетку.

Ты что, уходишь? — спрашивает она.

Пиппо садится на нижнюю ступеньку и надевает туфли.

Да, мама, отвечает он и наклоняется завязать шнурки. Они выскальзывают из маслянистых пальцев, он никак не может сделать петельку.

Что? — переспрашивает она, поворачивая мокрую щетку в его сторону.

Да, мама, ухожу.

Проходя мимо, Пиппо легонько касается ее плеча. Миссис Сегуна окунает щетку в ведро с мыльной водой и швыряет ее на порог.

Филиппо! Шнурки! — кричит она, когда он, перепрыгивая через ступеньку, чуть ли не бегом бежит на улицу.

Пиппо не смотрит на ноги, не оборачивается, но когда скрежет щетки стихает, он слышит, как наконечники шнурков щелкают о сверкающую кожу туфель.

* * *

Я узнаю, что случилось с Селестой на первом свидании, от Люки. Она рассказывает скупо, время от времени вознося очи к небу, словно решая, достойна ли я того, чтобы об этом знать.