Сезон крови - Грег Гифьюн

Рик и Дональд купили по хот-догу. Я купил бутылку газировки. С покупками в руках мы отошли на пару метров, ко входу в один из городских парков. Впервые за долгое время на небе не было ни облачка, солнце светило ярко и, несмотря на холодный воздух, пригревало, намекая на то, что до весны оставались считаные дни. Хотя место мы выбрали проходное, здесь было достаточно уединенно, чтобы продолжить разговор вполголоса.

– Давайте начистоту, – сказал я. – Вы мне не верите, вот и все.

Дональд откусил от хот-дога и какое-то время жевал, прежде чем ответить.

– Этого никто не говорит, Алан. Но ты должен понимать, что между кошмарами, снами, которые снились всем нам, и тем, что описываешь ты, есть большая разница. Со снами все странно, тут не поспоришь, но в конце концов ими все и ограничивалось. А ты говоришь о том, что происходило с тобой наяву.

– Я знаю лишь одно: кем бы ни были эта женщина и ребенок, они как-то связаны с Бернардом. – Я сделал глоток газировки и бросил бутылку в ближайшую урну. – Они явно пытались со мной связаться. Что-то мне сказать.

Рик и Дональд переглянулись, но не произнесли ни слова.

– Знаете что? Катитесь оба к черту.

– Ты сказал, что выпил в ту ночь, – сказал Дональд. – Могло как-то повлиять на то, что произошло?

Я повернулся к нему.

– Нет, мне кажется, уж тебе-то не стоит уводить разговор в эту сторону.

– Слушай, я просто хочу сказать…

– Что? Что именно ты хочешь просто сказать, Дональд?

В воздухе саваном повисло напряжение.

Рик откусил от своего хот-дога, скривился и посмотрел на него так, будто не был уверен, держит ли в руках что-то съедобное.

– Ты мне рассказывал, что на фабрике происходили всякие странности, – наконец сказал он.

– Да, я видел какие-то символы на стенах и что-то вроде алтаря. – Я провел рукой по волосам. – Там творится такая жуть, что я… – что я не могу вспомнить и половины того, что со мной произошло, хотел сказать я, но не смог. – Там просто жуть какая-то творится. Если вы мне не верите, сходите и посмотрите сами.

Дональд с трудом доел свой хот-дог.

– Прекрати вести себя так вызывающе. Мы ни разу не говорили, что не верим тебе.

Я посмотрел на Рика.

– Так что нам теперь делать?

Было тревожно видеть его в состоянии такого отчаяния и беспокойства. Мы привыкли к раздражительности Рика, но подобной смеси страха и неуверенности я не видел на его лице уже много лет, со дня оглашения приговора.

– Я уже не понимаю, что за херня происходит. Сны, и всякие мысли, и все эти непонятные вещи крутятся в голове, и я… я не знаю, что с нами творится, но в этом должен быть какой-то смысл. Все стало как будто размытым. Неясным и…

– Разрозненным, – закончил я.

– Точно. – Дональд зажег сигарету и уставился под ноги. – Со мной то же самое. Мне все время кажется, что я должен вспомнить что-то определенное, но не могу; стараюсь изо всех сил, но иногда все кажется совершенной бессмыслицей.

– Я думаю, что бы ни случилось, – сказал Рик, – нам надо держаться вместе. Держаться вместе и приглядывать друг за другом, как всегда. Если мы начнем разбегаться или ссориться между собой, нам конец.

Я кивнул, приглашая их в свое безумие, радуясь тому, что больше не буду тонуть в нем в одиночестве.

Рик выплюнул кусок хот-дога и швырнул остаток в направлении торговца.

– Блин, что за мерзость.

Торговец недоуменно наблюдал за тем, как кусок хот-дога катится по тротуару.

– Спокойно, – сказал Дональд. – Не надо устраивать скандал.

– Да мать вашу, эта хрень хрустит! – Он сделал угрожающий жест в направлении продавца и продолжил еще громче: – Хрустит арахис, а не хот-доги, кретин! Косоглазый мудак. Какого хрена ты вообще продаешь американскую еду? Всякая шваль понаедет и…

– Забирает всю хорошую работу, соглашаясь быть уличными торговцами хот-догов или сборщиками урожая за считаные центы. Подонки. – Дональд выкинул сигарету и взял Рика под локоть. – Пойдем, ты обещал подвезти меня обратно до работы.

Рик вырвал руку и медленно, но угрожающе двинулся к продавцу.

– Ты на что пялишься, хуесос хренов?

– Терпеть не могу, когда он так себя ведет, – сказал Дональд. – Прямо как маленький.

– Ладно, хватит, – сказал я, вставая между Риком и продавцом, который уже начал отступать в дальний угол. – Не вымещай все на нем, давай просто уедем отсюда.

Рик уставился на меня с таким видом, как будто вот-вот действительно взорвется, если кого-нибудь не ударит, и на мгновение мне показалось, что этим кем-то могу стать я, но тут он развернулся на месте, ринулся к джипу и пнул его.

* * *

Путь до офиса Дональда прошел в неуютном молчании. Торопливо и формально распрощавшись, мы с Риком поехали к моему дому. Он припарковался возле железной дороги, и довольно долго мы сидели молча.

– Не стоило мне вот так заводиться, – наконец сказал он. – Просто иногда… накапливается всякая херня, понимаешь, и…

– Это неважно, – сказал я. – Не забивай себе голову.

– Может, мы все немного спятили.

– Может быть.

В его взгляде читался гнев, вызов страху.

– Что за херня происходит?

– Не знаю. Но мне кажется, ты был прав, когда сказал, что это недобрый знак. И мы не знаем и половины.

– Как думаешь, мы когда-нибудь узнаем все до конца?

– Да, – сказал я. – Хотим мы того или нет.

Я моргнул и переместился из одной тьмы в другую. Перед моими глазами начали вырисовываться едва различимые очертания спальни. Занавески были опущены, но внутрь просачивалось достаточно лунных лучей, чтобы осветить противоположную стену. Я не знал точно, как долго спал, но у меня возникло ощущение, что уже поздно. Я принял еще одну из этих треклятых таблеток и спал без сновидений, но даже теперь, полностью пробудившись, знал, что действие успокоительного будет ощущаться еще долго. Во сне я скинул одеяло, и теперь оно лежало у меня в ногах. Кровать на стороне Тони была аккуратно застелена, одеяло по-прежнему подоткнуто с одного края. В темноте за кроватью виднелась слегка приоткрытая дверь спальни, в щель между ее краем и дверной коробкой просачивался слабый свет. Я потер глаза, все еще тяжелые веки и длинно зевнул.

Где-то на улице взвыла сирена и тут же затихла. Вместо нее до меня издалека донесся голос Тони. Я замер и прислушался. Она разговаривала по телефону на кухне, почти шептала, и время от времени пол поскрипывал, когда она ходила с места на место. Я не мог разобрать слов, но тон ее голоса был мрачным.