Царь Давид - Жеральд Мессадье

«Что делать?» – спрашивал себя Давид.

Как будто услышав его мысль, Эзер сказал ему:

– Давид, ты – царь. Потерпи. Твой день записан на небе. Самуил знал, что делал.

Давид отправился домой с тяжелым сердцем. Когда он толкнул дверь, Мелхола бросилась к нему. Она плакала.

– Самуил сглазил его! – бормотала она. – Как ты мог сделать подобную вещь!

Но Давид не смог ей ответить.

Жизнь вернулась в свое русло, возобновились обычные разговоры Давида, Авенира и Ионафана по поводу стычек с филистимлянами. Лазутчики Хебре Невчеих постоянно следили за перемещением своих врагов, и все, казалось, указывало, что они собираются в окрестностях Гивы с племенами дан и биньямина. Стычки значительно умножились через несколько дней. Приходилось выжидать, чтобы удобнее расположить отряды, не дав им потом рассеяться при нападении. На этом настаивал Давид. Авенир и Ионафан придерживались другого мнения, и трое мужчин готовили свои отряды для решающего действия. Ни Авенир, ни Ионафан не посвящали Саула в свои диспозиции; царь словно впадал в младенчество.

В момент расставания Ионафан бросил долгий взгляд на Давида. Тот смущенно улыбнулся и спросил царевича, о чем тот думает.

– Я тебя узнал в весну твоей жизни, – ответил Ионафан. – Я смотрю на твое лицо и вижу лето. Взгляд сумрачный и зрелый.

Давид качнул головой, заставляя себя молчать, чтобы не пробудить в Ионафане серьезные причины для конфликта с отцом.

– Что бы ни случилось, я клянусь: ничто не сможет нас разлучить.

Глаза Давида увлажнились.

Несколько дней спустя, когда, по данным лазутчиков, филистимляне собрали десять тысяч человек на севере у подножия горы Вефель и на западе на границе долины Аялон, Давид застал Мелхолу сильно возбужденной, с искаженным лицом.

– Давид, надо сейчас же уезжать! – сказала она ему. – Покидать Гиву! Если нет, то завтра ты умрешь! Саул с утра приказал слугам следить за домом. Они уже три раза спрашивали о тебе, я сказала, что тебя нет и я не жду тебя раньше завтрашнего дня. Я сообщила Ионафану. Он поможет тебе бежать. Я знаю, что они вернутся завтра на заре, а может, даже ночью.

– Куда же я пойду? – спросил он дрогнувшим голосом.

– Ионафан ждет тебя под окном во дворе слуг.

Мелхола протянула ему лиру. Он захватил свой плащ.

Убедившись в грозящей ему опасности, Давид отправился во двор слуг. Он наклонился через окно и заметил внизу темную фигуру: это был Ионафан. Он тихо свистнул. Ионафан поднял голову и протянул руки. Давид перекинул ноги через окно и чуть было не упал. Ионафан поддержал его, натянул капюшон плаща на плечи и голову.

– Иди за мной, – шепнул он. – Мы спустимся по дороге, она пустынна в такой час.

«Вот, – думал Давид, – куда привели победа и красота – к недостойному бегству: словно вор, я должен скрываться в ночи».

Они спустились по крутой дороге, долго шли, потом Ионафан остановился.

– Я тебя оставлю здесь, – сказал он. – Иначе отец меня тоже будет преследовать.

Ночь надела свои сумрачные одежды, пейзаж, омытый луной, был как плохой сон.

– Иди на юг, к племени юда. Там тебе будет лучше, – сказал Ионафан.

– Произошло что-то новое? Теперь твой отец хочет меня убить?

– Нет, но помутнение рассудка усиливается. Накануне я тебя отправил к нему петь, он мне поклялся, что не коснется и волоса на твоей голове. Однако он меня обманул. Он себя обманул. Он не принадлежит больше себе. Пусть боги сжалятся над нами.

«Боги, – подумал Давид. – Почему их много?» Они расстались. Ионафан дал Давиду флягу и сумку с хлебом и финиками. Каждый раз, когда Давид оборачивался, он видел неподвижную фигуру Ионафана, пока ночь не поглотила его.

На заре посланники Саула постучали в дверь дома. Рабы пошли им открывать; с ними была Мелхола.

– Мы пришли арестовать Давида по приказу царя, – сказали они.

– Вы арестуете больного человека? – спросила она.

– Мы должны его увидеть.

– Только не будите его. Он спит.

Она отвела их в едва освещенную комнату. Они заметили укрытого человека на ложе. Всклоченные, слипшиеся волосы говорили о том, что у него действительно жар.

Они вернулись во дворец, объясняя, что не могли вытащить больного из постели.

– Принесите сюда постель! Я убью этого притворщика своими руками! – гремел Саул.

Они вернулись к Мелхоле, невзирая на ее протесты, вошли в комнату Давида, подняли постель и принесли во дворец. Когда они положили ее к ногам Саула, хитрость была раскрыта. Одеяло было сложено втрое, а то, что они приняли за шевелюру, было козлиной шкурой. Саул едва не задохнулся от гнева.

– Приведите мне Мелхолу!

Они привели ее во дворец, почти таща за руки.

– Почему ты мне солгала? – хрипел он. Он еще держал меч в руке.

Она подумала, что он обезглавит ее. Может быть, он и сделал бы это, но здесь присутствовали также три брата Мелхолы. Саул чувствовал их присутствие, хоть и не замечал их в своем гневе. Он понял, что в своей ярости он рискует собственной жизнью. Мелхола подняла на него холодный взгляд, полный презрения.

– Он сказал, что убьет меня, если я не сделаю то, что он просит, – ответила тихо. В ее голосе звучала ненависть, но это было так неуловимо, что свидетели не могли ее услышать.

Однако эта ненависть оказалась заразительна. Она обошла весь город. Каждый знал – Саул стал безумным. Великий ясновидящий это предсказал. Разум Господа покинул царя. Саул стал диким зверем, которого следовало избегать.

Давид провел ночь в гроте, в компании совы. Спал он чутко. Проснувшись на заре, он съел немного хлеба и фиников, которые ему дал Ионафан, и выпил из своей фляжки. Он знал местность: здесь он сражался. Здесь было много рек, он мог найти инжир. Но Давид решил идти на север, а не на юг: он знал, кого ему нужно было видеть.

Спустя три дня, добравшись до Рамы, он впервые осознал, что он – изгнанник на этой земле. Юноша взобрался по тропинке, ведущей к дому Самуила, как если бы возвращался к своему отцу, и был встречен двумя рабами, работавшими в саду, которые пошли предупредить Мириам о его приходе.

Она поцеловала его руки и, кланяясь, сказала: «Добро пожаловать, мой царь». Мириам поискала глазами его свиту и вопросительно взглянула на Давида. Он сказал, что пришел один. Они вернулись в дом. Спустя мгновение показался Самуил. Глаза его были прищурены, так как он уже плохо видел.

– Давид! – воскликнул он, повернувшись к силуэту, который с трудом различил перед домом.