Тень волка - Ричард Остин Фримен

Когда мосье, к примеру, ужинает у вашего дяди или прогуливается с мисс Фелицией, Де Рец отсутствует, вероятно, охраняя дом старого Армиджа от того, кого могло бы одолеть искушение заняться проверкой старых сплетен о зарытых в саду сокровищах, либо соблазнить новая роскошь француза. Это совершенно поразительно, как им удается распределять между собой обязанности дежурных.

О других новостях, которыми я интересовался, священник мало что знал, или, как я полагал, знал только то, что говорил.

– Коммерция? – уклонялся он от ответа. – Я слышал, что достаточно плоха, но не настолько, чтобы «Баркли и Баркли» не выдержала шторма. – Затем, считая, вероятно, что в его возможностях легко успокоить мои тревоги, пастор добавил: – Ваш дядя говорил мне, что он может добиться определенных частных соглашений, касающихся кредитов, которые обеспечат хороший подъем в его делах.

– Что?! – воскликнул я. – Уже?!

Взгляд на открытое лицо этого пожилого человека показал мне, что он уловил внутренний смысл моего горького вскрика. Он выждал несколько секунд, прежде чем я услышал его ответ.

– Мосье де Сен-Лауп представляется мне превосходным джентльменом, – сказал он наконец. – Просто после всего происшедшего за последнее время ни вы, ни я не можем относиться к нему с симпатией.

– Я уверен, что мой дядя мог бы подождать немного и навести о нем справки. Отправить письмо нашему посланнику в Париже – или, может быть, он написал французскому консулу в Нью-Йорке?

– Я пришел к выводу, что ваш дядя не рискнул ждать, – рассудительно ответил мистер Сэквил.

Произнося эти слова, он поднялся со стула и торопливо покинул мой дом. Лежа в кровати, я видел, как он шел по пустой серой улице. Голова его была наклонена вперед, руки соединены за спиной, и весь его необычный облик резко отличался от внешнего вида бодрых, идущих широким размеренным шагом мужчин с высоко поднятыми головами – обычных прихожан его церкви.

Между тем я не видел никого из тех людей, что были близки и дороги мне. Когда я лежал в коматозном состоянии или метался в горячке, дядя дважды навещал меня в воскресные дни и каждый день утром и вечером посылал Барри справляться о моем состоянии. То, что он не приходил ко мне с тех пор, как я начал поправляться, меня не удивляло. Я знал, что он действительно меня любит, и любит так же, как и прежде: просто ради больного племянника нарушать заведенный порядок каждого дня и вечера было для него немыслимым делом, и в первое же воскресенье, когда я был в сознании, он уже обедал с мосье де Сен-Лаупом. Но мне было обидно и тревожно от того, что проходили дни за днями, а Фелиция так ни разу и не навестила меня. Конечно, наша родственная связь, даже если бы рядом с ней и не было такой надежной горничной, как Уэшти, даже если бы я был только вполовину таким больным и беспомощным, как это было на самом деле. вполне могла избавить девушку от боязни связанного с посещением моего дома скандала, думал я. И вспоминая мучительную сладость тех слез и поцелуев, которыми она осыпала мое лицо там, в лесу около дома старого Пита, я понимал, что это должно иметь для Фелиции куда большее значение, чем тот страх, который удерживал ее от встречи со мной. Означало ли это, что ей было что сказать мне, а я был еще недостаточно окрепшим, чтобы выдержать откровенность ее слов?

Фелиция пришла вместе с дядей в следующее воскресенье. Снег, принесенный тем первым ураганом, весь растаял под теплыми солнечными лучами, и это был один из тех ярких, сухих, неистовствующих ноябрьских дней, которые воспламеняли даже вялую кровь человека, как и я, долгое время лежащего в постели, и заставляли стремительно, как доброго коня под наездником, скачущего по окрестным холмам, нестись мои мысли. Сквозь небольшие прямоугольники стекол моего окна я видел множество белых облаков, летящих по яркому голубому полотну неба, печные трубы с метелочками дыма над ними и качающиеся верхушки обнаженных деревьев.

Лучи заходящего солнца превращали мою тусклую комнату в яркое и светлое пятно. Полинявший ситец моих прикроватных занавесей, штор на окнах и чехлов на стульях заиграл в их свете яркими и пестрыми красками. Сердце мое учащенно забилось, едва я услышал пыхтенье старой Джуди, спешащей вверх по ступенькам впереди моих гостей, чтобы оповестить меня о том, кто посетил меня в этот час, и хоть немного, прежде чем впустить их, привести меня в порядок. Позади нее раздавался глухой стук тяже лых, царапающих когтями по дереву ступеней, лап, и Де Рец, помахивающий большим хвостом, с высоко поднятой головой проследовал за ней в комнату.

Дядя, с порога сердечно поздоровавшийся со мной, шагнул в сторону, чтобы дать войти Фелиции – и неожиданно все померкло в холодном великолепии этой девушки, излучающей прежде щедрое благородное сияние на все, что окружало ее. Сейчас она была похожа на бриллиант, притягивающий к себе весь свет. Вы почувствуете тот же самый эффект, столкнувшись с любой молодой девушкой, готовой на блестящее замужество без любви. Ее глаза блестели, щеки пылали, а улыбка сверкала: но это было холодное великолепие солнечного дня посреди зимы.

– Ну, кузен, как хорошо вы выглядите! – воскликнула она и, быстро подойдя к моей кровати, уронила на мой лоб поцелуй, легкий и холодный, как снежинка. – Я и не надеялась, что увижу вас столь успешно выздоравливающим. Если бы мы только знали об этом, дядя Баркли, мы могли бы привести с собой и мосье де Сен-Лаупа, ведь он просил нас об этом.

– Верно, – согласился дядя, опускаясь на стул, поставленный для него Джуди Хоскинс. – Мосье просил меня передать вам привет от него, Роберт.

После этого последовала небольшая пауза, затруднительная для моего дяди, но не для меня, слышавшего, казалось, удары своего сердца, бьющегося в груди: Фелиция сидела напротив меня спокойная, прекрасная и безмятежная ко всему окружающему. Чтобы удержаться от взгляда на нее, я рассматривал Де Реца. Он уселся в ближайшем к девушке углу и, опершись на передние лапы, держал свое большое тело почти вертикально, словно демонстрируя, как высоко подняли его над своей животной сутью его ум и смышленность. Его высунутый язык покачивался между рядами больших белых клыков, а глаза перемещались с девушки на меня с выражением обжигающей силы.

– Вы будете рады узнать, Роберт, что мои финансовые затруднения стали менее острыми, – прервал наконец дядя свое молчание.

– Пастор сказал мне, что вы обнаружили конфиденциальный источник кредита, сэр, – ответил я.

Волнуясь, мой дядя становился привлекательным.

– Да, да, конфиденциальный источник, – запнулся он. – И я доволен этой своевременной возможностью сообщить вам об этом, так как после моей смерти – а в моем возрасте, мой мальчик, смерть ходит рядом с человеком – фирма «Баркли и Баркли» станет твоей и твоей присутствующей здесь кузины.

– И, я полагаю, мосье де Сен-Лаупа, – взорвался я с чрезмерным негодованием, не позволившем мне изобразить некоторое почтение к выставленным напоказ дешевым чувствам, ради которых он сделал небольшую паузу.

– Ах! – взглянув на Фелицию, воскликнул он, превращаясь в скучно играющего актера. – Что касается этого, то вы, видимо, располагаете иной, нежели я, информацией. Но мосье де Сен-Лауп сам на прошлой неделе предложил мне оплатить в срок мои подлежащие погашению векселя на сумму в тридцать тысяч долларов, и по моей просьбе немедленно сделал это на десять тысяч.