С петлей на шее - Николай Трой

— Ну, привет, супермен. Как сейчас обстоят дела у нашего мужественного бывшего хантера?

Я нарочито грубо сплюнул в сторону, удачно сочетая презрительный жест и попытку очистить ротовую полость от гадкого привкуса. Потом добродушно ответил:

— Уверен, что лучше, чем будут обстоять у тебя, дурочка. Когда тебя и твою шизоидную подружку посадят на мое место. Перед тем как голышом выкинут в «метель». Борзов, знаешь ли, не терпит самоуправства. Тем более когда трогают его подчиненных. Хотя лично я бы отдал вас обеих «отставным». Вот уж было бы веселье.

Если Танюше и стало обидно от моих слов, она этого не показала. Наоборот, искренне забавляясь ситуацией, почти ласково ответила:

— Борзов говоришь? Не удивляюсь теперь, что генерал приказал арестовать тебя. Зачем ему такие тугодумы?

Я явно проигрываю в словесной дуэли… Постой! Что она сказала?!

Никогда в жизни я не участвовал в интригах. Ни в их примитивном подобии в молодежных гопнических компаниях, когда выясняют с матом и криками, кто кого назвал ослом. Ни в житейских, когда две соседки (соседа/друга/подруги/супруга) обсуждают особенности брака общих знакомых. Ни в корпоративных, составляя наветы и поклепы на сослуживцев для повышения по служебной лестнице.

В первом случае я брезгливо улыбаюсь представителям доисторической ветви человечества. Во втором предпочитаю ретироваться из общества вечных завистников и скудоумцев. В третьем стараюсь оставаться фрилансером. Не из-за неумения ужиться в коллективе, а просто потому, что верю в свои способности.

Оказавшись втянутым в непонятную, отчетливо отдающую шизофренией интригу, я растерялся. Что? Борзов приказал арестовать?! В первый миг показалось, что я ослышался. Едва удержавшись от того, чтобы не похлопать глупо глазами и попросить повторить. Новость меня ошеломила, но я нагло ухмыльнулся, стараясь потянуть время:

— Да ну? Может, он еще заявится обвинение прочитать?

Веселковой надоел наш диалог. Хранительница шагнула вперед, перехватывая инициативу, спокойно сказала:

— Нет, Константин. Борзов к тебе не придет. Обвинение, если тебе это нужно, прочитаем мы. Как и приговор. Впрочем, по-моему, ты не веришь нашим словам.

От спокойного, уверенного тона Арины мне стало не по себе. Сразу вспомнился прапорщик Васильевич, что готов был в меня выстрелить. Только не из станнера, а из вполне серьезного и убойного ТТ.

Я не сразу нашелся с ответом. Да и не было никакого смысла в словесной тираде, когда сам остаешься в неизвестности. А потому, постаравшись придать голосу некоторую уверенность, я спросил:

— Уж будьте любезны, госпожа Старшая Хранительница, просветите меня…

Арина Веселкова, кисло поморщившись, остановила меня жестом руки.

— Прекратите иронизировать, Константин. Иначе у меня испортится все впечатление о вас. К чему эти циничные и глупые выпады?

Обернувшись к торжествующей Танюше, Арина сухо бросила:

— Табурет принеси. И воды хантеру.

Амазонка разочарованно скисла. Уж она-то с удовольствием бы досмотрела до конца бесплатное и желанное представление. Но ослушаться приказа не посмела. Быстро крутанулась на каблуках, юркнула за дверь.

Арина проводила задумчивым взглядом подругу. Подошла к двери, тихо прикрыла. Потом повернулась ко мне, сказала, словно извиняясь:

— Вот с кем приходится работать. Желания много, а толку мало. Курить хотите?

От сигареты я решил не отказываться. Но тем не менее мстительно бросил:

— Насколько я понял, вы с Танюшей не только работаете вместе. Чего уж тут? Нехорошо на любовников гадости говорить.

Хранительница хмыкнула, но ничего не ответила. Достала из хрустящей кожаной куртки смятую пачку. Подкурила две сигареты, одну оставила во рту, вторую протянула мне. Почему-то меня ввели в ступор изрезанные бритвой длинные пальцы, с идеально чистыми ногтями. На полном автомате я подхватил сигарету губами, тут же недовольно поморщился:

— А фильтр обязательно слюнявить?

Арина весело улыбнулась:

— Нет, не обязательно. Но мне так больше нравится. Знаешь, это как будто выпить на брудершафт. Сразу ближе с собеседником становишься. Или с оттенком эротики поцеловать брата. Или…

— Да ты совсем больная, — сокрушенно покачал головой я. Потом выплюнул сигарету и брезгливо вытер губы. Жест получился немного надуманным и театральным, но на это никто внимания не обратил.

Арина несколько раз глубоко и нервно затянулась, затушила недокуренную сигарету о стену, сразу поскучневшим голосом сказала:

— Похоже, что разговора у нас не получится. Зря ты так, хантер. Тебе и так уже не светит ничего хорошего. А мы могли бы неплохо ужиться.

— Нет уж, благодарю, — едва не скривившись, ответил я. — Меня устраивает мое место.

— Как знаешь, — легко пожала плечами Арина. — Только, хантер, сейчас твое место — карцер. Боюсь, ненадолго. Дальше будет еще хуже.

Я попытался легкомысленно пожать плечами, хотя по-прежнему ничего не понимал:

— Тогда какая разница? Может, ты все-таки объяснишь мне, в чем дело?

Дверь скрипнула, в проем просунулась Танюша. Все так же торжествующе улыбнулась и с кряхтением внесла тяжелый, сваренный из металлических прутьев табурет. Потом поставила около моей ноги фляжку. Так, чтобы я не дотянулся к ним, но смог подцепить флягу ногой.

— Конечно, объясню. Тебе инкриминировано сразу несколько преступлений, — скучающим голосом сказала Веселкова, не удостоив даже взглядом принесенный табурет и подружку. — Первое — нарушение гражданских прав Виктории Керенской. Неоднократное принуждение к действиям сексуального характера, психологическое давление и насилие…

— Что за бред?! — разъяренно взревел я. В груди словно взорвалась граната, гнев окрасил все багровым. — Что ты несешь?! Какое насилие?!

Веселкова умолкла, терпеливо пережидая вспышку гнева. Презрительно покосилась на испуганно втянувшую голову в плечи подругу. Потом добавила:

— Поосторожней со словами, господин хантер. На вашем месте любой другой давно бы понял, как нужно разговаривать. Вы же продолжаете играть в солдатика. Не превращайтесь из хорошего хантера в плохого преступника.

Совет целесообразный, но меня уже понесло. Я не собирался терпеть то, как мою супругу водят за нос и настраивают против меня, пользуясь болезнью.

— Кто взял на себя право разбираться в моей семейной жизни?! — зло бросил я. — Принуждение к сексуальным действиям собственной супруги?! Хранительница, вам самой не смешно?

Веселкова являла собой образец спокойствия и невозмутимости.

— Я посмеюсь попозже. И не уверена, что у вас будет такая же возможность, — сухо сказала Арина. Потом добавила: — Никто не вмешивался в вашу личную жизнь, Константин. Виктория сама написала заявление с просьбой помочь уладить конфликт. Она устала быть вашей вещью…