Загадки гибели линкора Новороссийск - Борис Никольский

Взяв за основу методику расчета, предложенную Веремеевым, мы применим ее к моделируемым нами условиям.

По одну сторону от заряда — днище толщиной 13 мм (с учетом «второго» дна — 24 мм) и на глубине 7–8 метров жидкий и полужидкий ил. По другую сторону от основного заряда — прочные палубы, многослойные металлические конструкции и листы металла суммарной толщиной 136 — 24 = 105 мм. При действии заряда в направлении днища — рваная пробоина с диаметром до 14 метров, а на илистом дне — даже не воронки, а два углубления в иле по 1,0–1,5 метра, с диаметрами в 10 и 14 метров. В то же время — в направлении верхней палубы — пробиты и разрушены на высоту до 18 метров палубы и прочные металлические конструкции общей толщиной более 105 мм.

Уточним, насколько методика использования «забивочных» или «вышибных» зарядов для усиления эффекта основного заряда была характерна для условий взрыва и последующих разрушений на линкоре «Новороссийск».

Утверждение Веремеева о том, что диаметр пробоины, получаемой при взрыве кумулятивного заряда, должен быть в несколько раз меньше диаметра самого заряда, весьма сомнительно, и применимо разве только в полевых — полигонных условиях. Да и потом, даже школьники, смотрящие популярную передачу «Военная приемка» на телеканале «Звезда», четко представляют себе оплавленные края пробоин в броне, оставленные кумулятивными снарядами. Так даже там — «дыры» в размер калибра снаряда. Так что не надо нам дурить голову слишком заумными теоретическими выкладками. Мы нынче тоже грамотные — телевизор смотрим… иногда… Легко сказать — найти полное соответствие теоретическим расчетам, фактическим явлениям и результатам взрыва при условии пробивания взрывом ПЯТИ стальных палуб. Можно было бы еще и марку стали, коэффициент ее вязкости учесть. По моей версии — размещение основного заряда на площади — 14–16 квадратных метров, дополненное закладкой «забивочных», а вернее сказать — «вышибных» зарядов, так же равномерно «залитых» в тамбурах по бортам корабля, вполне могло произвести те разрушения, что были зафиксированы на линкоре. Даже тот факт, что разрыв верхней палубы полубака был сориентирован перпендикулярно диаметрали корпуса — от борта к борту — «работает» на предложенный вариант закладки основного и вспомогательных зарядов.

Мы, моряки, народ не щепетильный, нашли возможность ознакомиться с версией взрыва «окопного» сапера Веремеева, в расчете на то, что он своим сторонним, не замутненным морской спецификой взглядом предложит свою — «свежую» версию взрыва.

Теперь обратимся к воспоминаниям бывшего главного штурмана флота Митрохина:

«… Сравнением сейсмограмм проведенных экспериментальных взрывов с взрывом 29 октября было доказано, что сила взрыва 29 октября не “несколько мощнее взрывов 1 ноября ” (как записано в материалах Правительственной комиссии), а в 5–8 раз по мощности взрыва превосходит опытные взрывы. Такое заключение было сделано членом комиссии, специалистом по теории взрыва капитаном 2-го ранга Г. С. Мигиренко.

— Анализ характера “воронки” под линкором показал, что взрыв произошел не на грунте, а “где-то выше”.

— Найденный в районе воронки стальной лист был, несомненно, частью обновленного при модернизации корпуса линкора, оторвавшейся во время взрыва. Однако исследований по установлению его происхождения произведено не было, так как это не вписывалось в доказательство версии взрыва мины.

— Мигиренко объяснял двойной характер взрыва и отсутствие детонации боеприпаса в артпогребе 1-й башни главного калибра: по его мнению, первый взрыв принадлежал прикрепленному к днищу корабля детонатору, а второй — взрыву заряда, заложенного в междудонном пространстве. Он считал, что взрывчатое вещество было распределено в клинообразном помещении равномерно, сравнительно тонким слоем, поэтому взрыв его не обладал кумулятивностъю, а его сила полностью была направлена вверх и позволила пробить 7 палуб, общей толщиной около 140 мм. В этом случае легко объясняется характер загиба листов старого днища и палуб внутрь, что было обеспечено первым взрывом.

“Мягкий ” взрыв основного заряда, распределенного, очевидно, на площади в несколько квадратных метров, не смог привести к детонации боезапаса в артпогребе…» Мнение профессионального штурмана для нас важно, но в конкретном случае не лишне было бы знать мнение специалистов по боезапасам корабельной артиллерии.

Стоит обратить внимание на следующий факт. По прочтении воспоминаний бывшего флагарта флота Артюхова нам известно, что в течение 25–26 октября с линкора было выгружено около 50 % боезапаса главного калибра. Этот же факт, без указания конкретных дат выгрузки, отмечал в своих воспоминаниях бывший командир дивизиона главного калибра Марченко. Из тех же воспоминаний несложно сделать вывод о том, что подвергнутый резкому прессингу следователей МТБ Марченко не спешил делиться подробностями всей этой истории, связанной с перегрузками боезапаса, во избежание излишнего накала страстей. А причины к тому, похоже, были. По фотографиям, запечатлевшим процесс выгрузки аварийного боезапаса в июне — августе 1957 года, можно сделать вывод о том, что в этот период боезапас выгружался из кормовых погребов главного калибра.

Это позволяет утверждать, что в носовых погребах на момент взрыва значительная часть боезапаса отсутствовала. Как следствие — «детонировать» было НЕЧЕМУ… Иначе бы при прохождении основной ударной волны вблизи носовой переборки броневой цитадели линкора детонации боезапаса было бы не избежать… Именно по этой причине Марченко в своих воспоминаниях не уточняет отдельных подробностей… Несложно себе представить последствия детонации боезапаса в погребах линкора… Слишком много загадок и проблем оставили нам в наследство капитан 1-го ранга Марченко, капитан 1-го ранга Артюхов… Уже только тот факт, что при выгрузке аварийного боезапаса в мае — августе 1957 года присутствовал представитель отдела боеприпасов НИИ вооружения ВМФ капитан 2-го ранга Красовский Виктор Павлович, говорит об очень многом… В распоряжение Красовского было выделено двадцать моряков во главе с капитан-лейтенантом Шевцовым, которые вели строгий учет и выборочную (?) проверку отдельных снарядов и зарядов… О необходимости этой меры можно только догадываться… К этой проблеме мы еще вернемся.

Возвращаемся к воспоминаниям главного штурмана Митрохина. «…Почти 7-летний срок, прошедший со времени приемки линкора в декабре 1948 года, до момента взрыва 29 октября 1955 года, вполне достаточен для того, чтобы отвести подозрение от истинных исполнителей этой диверсии и перевести их в область только недоказанных предположений. Конкретное время подрыва заложенного в удобное и необслуживаемое помещение линкора взрывчатого вещества было выбрано не случайно. 1 час 30 мин. ночи — это время, когда часть командного состава находится на берегу, а экипаж корабля крепко спит, кроме нескольких лиц дежурной службы…» (Воспоминания бывшего Главного штурмана ВМФ Митрохина. С. 118.)

Даже с учетом того, что версия Митрохина о причинах взрыва базируется не на документах или фактах, а исключительно на личном анализе всего комплекса обстоятельств, имеющих отношение к линкору «Чезаре» с момента его приемки и до расследования причины его гибели Правительственной комиссией в 1955 году, имеет смысл принять ее к сведению в ходе нашего расследования. Особенно с учетом служебного опыта и авторитета автора… Кстати, приведенные Митрохиным слова Мигиренко о предполагаемой мощности заряда в 5–6 тонн ВВ вполне соответствуют последним из предложенных расчетов Веремеева.