Не видя звёзд - Вадим Панов

– Я с Аурелией планирую находиться в соседнем с астрингом помещении.

– Хочешь понаблюдать за Галилеем?

– Да.

– Я могу пойти с тобой?

– С Баззой тебе будет безопаснее.

– Безопаснее, чем с тобой?

Помпилио улыбнулся и поцеловал жене кончики пальцев:

– Буду рад, если ты отправишься со мной к астрингу.

И по глазам Киры ведьма поняла, что только этому мужчине позволено целовать коготки рыжей кошки… и не чувствовать их остроту.

///

Точкой перехода цепари называли область, из которой астрологи могли увидеть и навести цеппель на нужную планету. Иногда таких точек было несколько, иногда всего одна; иногда они занимали обширные области, иногда представляли собой малюсенькие лоскуты, площадью в пару квадратных километров, за пределами которых астринги переставали показывать нужную часть неба; иногда они работали постоянно, иногда открывались на несколько часов в день, а то и в неделю, и только тогда к ним устремлялись цеппели. Объяснить, почему точки перехода работают так, а не иначе, современные учёные не могли – слишком уж мало знали они о Пустоте, потому астрологам оставалось наблюдать, фиксировать закономерности и заносить результаты в Астрологические атласы, надеясь, что когда-нибудь удастся расшифровать физические законы и окончательно понять мир.

Когда-нибудь…

А пока корабли выстраивались за пределами точки перехода и входили в неё по очереди, чтобы ни в коем случае не помешать братьям-цепарям спокойно уйти в Пустоту. Легенды и байки, что рассказывали в тавернах подвыпившие бродяги, случалось, повествовали о страшных столкновениях в Пустоте, которыми заканчивались попытки уйти в переход сразу несколькими цеппелями. Было такое в действительности или нет, точно никто не знал, но суеверные цепари предпочитали соблюдать между прыжками чёткий временной интервал.

– Астролог!

– Есть астролог! – бодро отозвался Квадрига в переговорную трубу.

– Десятиминутная готовность! – сообщил Дорофеев.

– Есть десятиминутная готовность! – Галилей помолчал, но всё-таки доложил по форме: – Астрологическая служба к переходу готова.

– Принято.

Труба всхрипнула и замолчала. Квадрига отодвинул её от себя и вытер выступивший на лбу пот.

Он действительно был готов к работе: устроился в большом, очень удобном, сделанном на заказ кресле, подушки которого обеспечивали максимальный комфорт; и мягко, пока очень мягко и очень легко прикасался к рукоятям астринга, чувствуя дрожь едва проснувшейся машины. Глаза Квадриги защищали толстые гоглы с синими стёклами, потому что без них Пустота мгновенно выжигает сетчатку… сразу… едва только бросишь взгляд – в этом Пустота походила на застенчивую красавицу… на очень жестокую красавицу. Прекрасную настолько, что нет во всём Герметиконе ни слов, чтобы её описать, ни образов, чтобы с ней сравнить. И безжалостную. Столь безжалостную, сколь и прекрасную.

Галилей знает о Пустоте много… не как учёный, а как бортовой астролог, как тот, кто целует безжалостную красавицу взасос, наслаждаясь вкусом крови на губах. Галилей знает, поэтому чувствует Пустоту очень тонко, поэтому сразу понимает, что сегодня она слегка другая… Даже сейчас понимает – ещё до того, как астринг заработает и откроет ему Пустоту.

– Что с тобой случилось, красавица?

Квадрига с трудом подавляет желание запустить астринг прямо сейчас и пытается разобраться, что именно его смущает? Почему всё кажется странным? Откуда взялось это ощущение?

– Ты снова со мной играешь?

Пустота любит пошутить и не всегда зло, но её сегодняшнее поведение непохоже на игру. Она что-то скрывает…

– Галилей! – гремит из переговорной трубы, и астролог вздрагивает. – Галилей!

– Капитан? – одной рукой Квадрига придвигает к себе переговорную трубу, а второй вновь проводит по лбу и с удивлением разглядывает сухие пальцы.

«Где пот?»

– Почему не отзываешься?

– Я только что подтвердил готовность астрологической службы к межзвёздному переходу. – Галилей слышит, что Дорофеев чем-то недоволен, и отвечает по всей форме.

– Это было десять минут назад!

– Десять минут? – Астролог смотрит на сухие пальцы: – Так вот куда делся пот…

– Что ты сказал?

– Прошу прощения, капитан, задумался и потерял счёт времени.

– Мы в точке перехода.

– Принято, – коротко отвечает Квадрига, отодвигая переговорную трубу.

И давит ногой на левую педаль, запуская первый контур астринга. И начинает выть сирена, донося до всех уголков цеппеля весть о том, что вот-вот начнётся повседневный и таинственный прыжок через непостижимую Пустоту. На триллионы лиг. От звезды к звезде. От планеты к планете.

Философский Кристалл жжёт астрелий, заставляя уникальный металл проявлять уникальные свойства. Часть звёздной машины начинает блестеть, испуская первичные, ещё довольно слабые энергетические потоки и перед астрологом зажигается «дальний глаз» – полуметровое кольцо, в котором отражается звёздное небо. Галилей видел его тысячи раз и готовится спокойно продолжить работу, как вдруг понимает, что было не так и почему Пустота казалась странной: в кольце «дальнего глаза» он видит то самое звёздное небо.

ТО САМОЕ ЗВЁЗДНОЕ НЕБО!

Его вид ужасен и притягателен.

И прозвучавший стон больше походит на рычание. Квадрига отпускает педаль, хватается за виски и кричит, как от боли. А может – и в самом деле от боли.

– Галилей, что у тебя происходит? – громко спрашивает Дорофеев.

Однако отвечать ему Квадрига не собирается: выбирается из кресла, шатаясь, на ходу снимая гоглы, доходит до двери, открывает её и сразу же натыкается на Помпилио.

– Мессер?

– Хорошо, что ты меня узнал, – громко и очень уверенно произносит дер Даген Тур. Но при этом очень спокойно, будто астролог не рабочее место покинул, а просто прогуливается в своё удовольствие. – Что происходит?

– Я… – Квадрига поднимает руку и с удивлением таращится на зажатые в ней гоглы. – Я был в астринге?

– Только что.

– Мне показалось, что я здесь уже был.

– В астринге?

– Здесь и в астринге. – Астролог опускает руку и жалобно смотрит на дер Даген Тура. – Вы можете сказать, где я уже был? Мы уже заходили на эту планету?

– Ты мне скажи.

Квадрига вздрагивает, потом улыбается – весьма неуверенно, – и только потом замечает за спиной Помпилио женщин. Но на рыжую не смотрит, всё его внимание поглощено синеволосой спорки: астролог понимает, что перед ним ведьма, и не отрываясь смотрит ей в глаза.

Из переговорной трубы доносится рычание Дорофеева, но никто не реагирует.