Конан и карусель богов - Ник Перумов

– Меня это не волнует! – зарычал Конан. – Я сделаю то, за что взялся, или Кром презрительно плюнет мне в лицо, когда я предстану перед ним с тем, чтобы дать ответ на его вопрос – достоин ли я был пращура нашего племени?

– От черных твоих мыслей вокруг нас светлее не станет, – словно не слыша его последних слов, продолжала дриада. – Зачем без толку изводить себя? Даже если нам с тобой отпущен только один-единственный день и одна-единственная ночь, проживем их так, чтобы было что вспомнить, даже стоя перед престолами Высоких Богов!

Легкая, теплая рука, чуть касаясь, прошлась по бугрящимся мышцам предплечья Конана.

– Отец-Древо будет следить за каждым шагом тварей Сета, – тихо журчал голос дриады, словно чистый лесной ключ под сенью вековых дубов. – Он предупредит нас… Конан…

Трепещущие губы, нежные руки, сияющие удивительные глаза… Как не походило все это на затасканные ужимки шадизарских и аренджунских шлюх, с которыми только и имел дело в ту пору Конан! Он видел поднявшуюся от волнения великолепную грудь; разалевшиеся в предчувствии небывалого щеки; дивный, невиданный еще киммерийцем блеск в глазах – этой женщине были нужны не его деньги, а он сам, и не потому, что он продлил на один день существование заповедной рощи – ведь очень возможно, что им осталось жить всего одни сутки; и не потому, что теперь было уже все равно и оставалось только пуститься напоследок во все тяжкие – нет, в памяти киммерийца ясно встали таверна Абулетеса, грязные столы с вечно пьяным сбродом за ними – и глаза дриады, устремленные на него, сверкавшие, словно два изумруда. Два изумруда в абулетесовской навозной куче… Как она тогда смотрела на него!

Руки и губы дриады тянулись и тянулись к нему. Тихо шелестел кроной Патриарх, словно нашептывая что-то нежное, ласковое. И иные чувства, а вовсе не похоть, властно подняли легонькое тело дриады могучими руками киммерийца и понесли в заросли, на мягкий ковер душистых трав… Роскошный плащ черных волос распахнулся, хитон словно бы сам собой оказался сброшен, и нагое трепещущее тело прижалось к мощной и широкой груди северного варвара.

Когда они пришли в себя, солнце уже садилось. Наступал тихий, покойный вечер, и все случившееся сегодняшним утром стало казаться просто дурным сном, быстротечным ночным кошмаром…

Глаза Айаны сияли, словно два горящих огнем изумруда.

– Я надеюсь, что это будет мальчик, – нараспев произнесла она.

– Что-что? – Конан не сразу понял, о чем речь. – Ты хочешь… ребенка?

– Что ж тут странного? – дриада блаженно зажмурилась. – Кто же из нас не хотела бы стать матерью воина, чьим отцом был бы самый великий воитель нашего жестокого времени? Я надеюсь, что это будет мальчик, – вновь повторила она. – Я буду рассказывать ему о тебе, и он станет гордиться своим великим отцом; быть может, настанет час, и он придет к тебе… а может, судьба и не сведет вас вместе, не знаю.

– Ты так говоришь… будто мы уже пережили завтрашний день, – криво усмехнулся Конан.

Он впервые в жизни имел дело с девственницей, и ему до сих пор было как-то не по себе.

– Мы победим, я знаю, – очень серьезно, без тени сомнения произнесла Айана. – Ты найдешь способ. Не может быть сомнения.

– Потом хвалиться будем, – проворчал киммериец. Пока они ужинали, как могли пользовали раненого Аррадерса и ходили на разведку к краю рощи, наступила ночь. Неумолчно тарахтели и стрекотали беспечные цикады, над кронами деревьев вновь замелькали тени ночных птиц. Свайоли стояли беззвучно; ни одно лицо не было поднято к звездам – они медленно пели долгий, неслышный для смертных гимн своему погибшему собрату.

– Почему эти твари не нападут ночью? – недоуменно пробормотал киммериец. – Будь я на месте этого рыжего крокодила-переростка, нипочем не упустил бы такой возможности! Ночь – это же ведь их время!

– И тем не менее они после заката ни разу не нападали, – отозвалась дриада. – Всегда на рассвете, и только на рассвете.

– Кто-то из них не видит в темноте… – задумчиво проронил Конан. – Да, с такими гляделками, как у этих ползунов, что днем, что ночью – никакой разницы; а вот этот рыжий ящер… Что-то непохоже, чтобы он мог видеть в темноте, как кошка. Уж больно глаза на человеческие смахивают.

– Не ломай сейчас голову, Конан, – мягко промолвила Айана. – Положись на судьбу – хотя вы, киммерийцы, и не верите в нее… Утро вечера мудренее. Пойдем! Я не хочу терять ни одной минутки. Старейший даст нам знать. Пойдем же!

Эту ночь киммериец запомнил надолго.

Рассветный луч скользнул по лицу Конана, и северянин тотчас пробудился. Айана сладко спала, совсем по-детски подложив ладошку под щеку. Однако Конану казалось, что далекий и суровый голос постоянно взывает к нему, что в его сознании звучит одно-единственное грозное слово: «Враг!»

Вскочить, натянуть одежду, опоясаться мечом да плеснуть себе в лицо пригоршню воды было делом одной минуты. Айана, основательно умаявшись за ночь, так и не проснулась. Патриарх свайолей повел киммерийца через рощу, поправляя его, когда он забирал слишком сильно вправо или влево.

На краю зарослей Конан остановился. Древо-Отец поднял тревогу не напрасно – твари Сета вновь двигались к священной роще.

Сегодня их было пятеро. И было видно, насколько недешево дался им вчерашний бой. Бодро шагал один только рыжий ящер, да зверь Хатар полз уверенно и мощно. Крылатый демон летел медленно и низко, крылья его поднимались и опускались с явным трудом; второй ползун, которому Конан рассек мечом глаз, тащился позади, и, будь эта тварь человеком, киммериец не преминул бы сказать, что, мол, идет он ровно на эшафот. Многоногая же тварь с костяным серпом на голове тащилась и вовсе еле-еле, припадая на один бок; половина ее клешней и щупалец по-прежнему висела безжизненно.

При виде этого изрядно потрепанного воинства Конан не мог удержать злорадной ухмылки. Все-таки они им изрядно врезали!

Вскоре стало ясно, что чудовища изменили тактику. Они построились узким и острым клином; в его вершине шел рыжий ящер. Слева от него и чуть сзади извивался зверь Хатар; на одной линии с ним мерно взмахивал крыльями летучий демон. Третью линию боевого порядка составляли пострадавшие больше других второй ползун и многоножка.

Звери Сета решили идти на прорыв в одном месте, чтобы таким образом избегнуть многочисленных ловушек. План их был прост и понятен – вперед они пустили ящера, который меньше всех, похоже, опасался ловушек и самострелов Конана. И это значило, что волей-неволей киммерийцу приходилось первым встретиться именно