Зелёный - цвет счастья - Адель Грейс

Вхожу резко на всю длину, губами ловлю её то ли полукрик, то ли полустон и не могу остановиться. Хотел же нежно, медленно, растягивая удовольствие и своё и девушки, но не могу так. Она самый настоящий огонь, который сжигает все здравые мысли. Секс с ней — это сильнейший пожар! А когда горишь, разве ты думаешь о нежности?

— Томас… быстрее… быстрее… — вырывается из её уст при каждом толчке.

Чувствую грань, к которой подходит Аманда.

— Да… Колючка, давай! Кончи красиво!

Вдалбливаюсь со всей скоростью, как одержимый. Она такая горячая внутри, мягкая и тугая, словно девочка. Ощущения нереальности зашкаливают. В этот раз мы кончаем вместе и, несомненно, она это сделала красиво.

От удовольствия её глаза преобразились. Из цвета зелёной травы стали малахитовыми. Вот это я понимаю красота. Таких потрясающих глаз мне ещё никогда не доводилось видеть. Хочу дочку, с такими же, хотя нет… Поубиваю же всех парней, кто появится в радиусе пятидесяти метров. Лучше пацана, а потом девку, чтобы присматривал за ней и защищал. В ней столько моего семени, что на целую роту эмбрионов хватит. Улыбаюсь, этим мыслям, целую чуть живую Аманду, а потом усаживаю на бортик, внимательно разглядывая.

— Ты как, колючка? — интересуюсь я, она почему-то немного дрожит, неужели от оргазма до сих пор не отошла, а потом понимаю.

Вода ледяная! Наверно опять перепад какой-то произошёл. Единственная проблема этого места. Иногда такое случается, но отчего это происходит так и не понял, а вызвать кого-то некогда. Мне-то всё равно, я привык к такому, а вот девушка, скорее всего, нет. Включаю погорячее, но не так, чтобы ошпарить её, притягиваю Чейз под тёплые струи воды.

— Эй, Аманда, скажи что-нибудь? — беспокоюсь я, пытаюсь повернуть её голову, но она сопротивляется. Это ещё что такое?! — Так, что происходит? — мне всё-таки удаётся схватить за подбородок и повернуть к себе.

И я тут же застываю, потому что её глаза полны слёз.

— Чёрт! Я сделал тебе больно, да? Чего же ты не остановила меня! — рычу на неё, но больше всего злюсь на себя, потому что ни хрена не подумал, как жёсткий секс отразится на ней.

В пьяном угаре трахаться это одно — там же совершенно инстинкт самосохранения отсутствует, тобой руководит только алкоголь и похоть. Поэтому хотел почувствовать её… другой. Почувствовал, блин!

— Ну что такое, Аманда? Где болит? — как у маленького ребёнка спрашиваю я.

А ведь даме уже давно за тридцать, хоть и выглядит сейчас на все пятнадцать.

— Да всё нормально, Уилсон! Что я пореветь после секса не могу? — фыркает она, утирая слёзы.

Вот это поворот! Снова, Уилсон?

— Не понял сейчас! Я же пять минут назад был Томасом, в чём провинился? — хмурюсь.

Аманда со своими эмоциональными качелями до нервного срыва скоро меня доведёт!

Высвобождается из моих объятий и выходит из душевой. Оборачивается в полотенце и по холодной плитке шлёпает на выход.

Что происходит?

Быстро ополаскиваюсь, вытираюсь, надеваю чистые боксеры и следую за колючкой. Как маленький ребёнок, ей-богу! Нельзя, нельзя женщинам давать возможность думать. Надо постоянно занимать их мозг. Чем угодно. От макраме до разгадки кроссвордов. Потому что как только женщина начинает думать, где-то начинается маленький апокалипсис.

Стараюсь дышать спокойно, равномерно, а не так, будто в корриде участвую, причём в роли самого быка. «Красная тряпка» уж чересчур нежное создание, хоть и слегка неадекватное.

У двери в комнату стучусь, хочется, конечно, зайти с ноги, но кто-то же должен быть в здравом уме в нашей будущей семье.

— Аманда, можно? — медленно приоткрываю дверь, заглядываю.

Девушка стоит у окна, в моей футболке, с гризли на груди. Моя самая любимая. Обнимает себя за плечи. Подхожу ближе. Она больше не плачет, просто смотрит вдаль.

— Колючка? Объяснишь, что там произошло?

— Ты прости меня, Томас, — начинает она, разворачиваясь ко мне, — Я сама не понимаю, что происходит. Ты необычный мужчина, живой, настоящий. Секс с тобой фантастика, правда. Я ещё никогда не чувствовала себя настолько желанной, — щёки девушки начинают наливаться румянцем.

Не могу не улыбнуться.

— Что ты там себе надумала, говори? — ухмыляюсь я.

— Ничего. Просто… Ох… Уилсон, у нас с тобой ничего не получится, понимаешь? — выдаёт она.

— Почему? — в гостиной начинает разрываться мой мобильный. Что-то произошло!

— Потому что у нас не будет будущего, — не обращая внимания на звук, продолжает Чейз и эти её слова бьют куда-то в солнечное сплетение.

— Поясни!

— У тебя слишком опасная работа, а я бесплодна! Я никогда не смогу родить тебе ребёнка! — последнее она выкрикивает.

Перевариваю информацию, Аманда вроде говорила об этом ранее, но ведь сейчас столько возможностей родить. Так что её слова полная чушь! Меня этим не испугаешь. А с работой я что-нибудь придумаю.

— Так, я сейчас отвечу на звонок и мы вернёмся к этому разговору, — целую в нос и бегу к непрекращающемуся трезвонить телефону, — Да! — чувствую, беда случилась, — Когда это произошло? Пострадал кто-то? Есть какие-то предположения кто? Ясно. Через сколько будешь? Окей, ждём! — отключаюсь, зубы сводит, кулаки сжимаются, — Твою мать! — телефон в моих руках хрустит.

— Томас, что-то случилось? — появляется Аманда.

— Да. Собирайся. Через пятнадцать минут приедет Кевин, привезёт канистру с бензином, мы уезжаем сегодня.

— Но почему?

Чёрт! Ну вот как ей сказать!

— Аманда… Твоя студия… — вдыхаю поглубже воздух, — Сегодня там произошёл пожар.

Аманда

Нет никаких больше эмоций. Перегорели. Остались в том душе, вместе с Уилсоном. Надежда, что пожар был небольшим и всё вовремя успели потушить без каких-либо больших последствий, всё ещё теплилась в моём сердце. Однако, чем ближе мы подъезжали к городу, тем быстрее оно сжималось.

После того как Том сообщил эту новость, я сперва опешила и приняла за не очень удачную шутку. Точно ли он уверен, что в пожаре пострадала моя студия? Может, это ошибка и сгорело что-то другое? Но по его напряжённому телу, сжатых кулаках и лицу, таком серьёзном и слегка сочувствующем, поняла, что ошибки быть не может.

И меня накрывает дикая истерика. Хохочу, как ненормальная, чем пугаю мужчину, который тут же, оказывается, рядом. Обнимает меня, что-то говорит, а я не слышу его. Где-то в груди разрастается дыра. Потому что если там действительно ВСЁ сгорело, то это значит, что у меня больше ничего не осталось. Единственное место, которое доставляло мне радость и грело душу, больше нет.

В себя я пришла только минут через тридцать и то, потому что в дом постучались. Уилсон сразу спрятал меня в комнате, да я и не была против. Мужчина достал из шкафа один из своих свитеров, так как моя рубашка валялась кусками на полу, а свои джинсы я нашла в углу комнаты.