Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах - Николас Шэксон

Когда две стороны торгуют друг с другом – это встреча более или менее равных партнеров. Но Кейнс понимал, что в финансах дела обстоят несколько иначе. Кредитор и заемщик находятся совсем на разных ступенях финансовой иерархической лестницы. Такое положение вещей замечательно прокомментировал Джеймс Карвилл, советник Билла Клинтона: «Если переселение душ действительно существует, то я хотел бы переродиться в рынок облигаций. Можно будет всех запугивать». Капиталисты-промышленники подчинены финансовым капиталистам, и интересы этих двух групп часто расходятся. Так, финансисты любят высокие процентные ставки, из которых можно извлекать немалые доходы, а промышленникам по душе низкие ставки, снижающие их затраты. Кейнс признавал этот конфликт, но с одной поправкой: финансовые узы, скрепляющие разные государства, вовсе не являются гарантией мира во всем мире – ведь «в свете жизненного опыта и дальновидности легче доказать совершенно обратное». Началась Великая депрессия, и в 1933 году, на который пришелся пик самоубийств биржевых маклеров; во времена, когда царила атмосфера бесплатных столовых и массовой, ставшей уже системной, безработицы, взгляды Кейнса на свободную торговлю претерпели изменения: «. Но позвольте нашим товарам быть местного производства, поскольку это и разумно, и удобно; а главное, позвольте нашим финансам быть прежде всего национальными».

Великая депрессия началась в 1929 году и стала кульминацией длительного периода экономической свободы, ослабления государственного регулирования финансовых рынков и безудержными биржевыми играми на повышение курса – все это вызвало настоящий разгул ссуд, кредитов и долговых обязательств, в свою очередь приведший страну к просто ошеломляющему экономическому неравенству. Например, на излете биржевого бума, скорее напоминавшего агонию, двадцать четыре тысячи самых богатых кланов Америки получали доходы, «втрое превышавшие достаток» шести миллионов самых бедных семей7. То есть американская элита, составлявшая всего один процент общества, имела почти четверть всех доходов. Эта пропорция лишь немного превышает ту, что была зафиксирована в начале глобального кризиса в 2007 году. «Мы вляпались в колоссальный беспорядок, – писал Кейнс, – допустив промах в управлении чувствительной машиной, функционирования которой мы не понимаем». Трудно не заметить сходства с нынешней ситуацией.

В те дни не существовало взаимосвязанных офшоров, о которых можно было бы говорить как о целостной системе. Всего насчитывалось несколько зарубежных юрисдикций, которые элиты разных стран использовали, чтобы уводить от налоговых органов свои состояния и доходы. Богатые «континентальные» европейцы в основном обращали внимание на Швейцарию, богатые британцы чаще прибегали к услугам соседних Нормандских островов и острова Мэн. Что же касается пристрастий богатых американцев, то огромный интерес представляет письмо, написанное в 1937 году министром финансов США Генри Моргентау. «Уважаемый господин Президент, – так начинается его послание. – В этом предварительном отчете раскрыты обстоятельства настолько серьезные, что необходимы незамедлительные действия». Уклоняющиеся от налогов американцы создают частные холдинговые корпорации за рубежом, в местах, «где налоги низки, а законы о корпорациях – размыты». Далее министр финансов указывает на Багамские острова, Панаму и старейшую колонию Великобритании Ньюфаундленд. «Акционеры прибегают к всевозможным уловкам, позволяющим предотвратить получение информации об их компаниях, которые зачастую организуют через зарубежных юристов, использующих подставных лиц – на них и регистрируют компании с подставными директорами. Поэтому имена подлинных собственников нигде не появляются»8.

Схемы, описанные Моргентау, хорошо знакомы приверженцам современных офшорных мошенничеств, хотя по нынешним стандартам и крайне примитивны. «Рядовой гражданин, живущий на заработную плату, или мелкий торговец не прибегают к этим или подобным приемам. Узаконенное избежание или уклонение от налогов так называемых лидеров деловых кругов… взваливает дополнительное бремя на других членов сообщества – на тех, кто наименее способен вынести этот груз, кто уже и так послушно несет свою долю законного налогового бремени».

Несмотря на всю разницу, пролегающую между прошлыми временами и сегодняшним днем, дальновидные и проницательные предвидения Кейнса позволяют нам понять офшорную систему. В свете недавнего глобального экономического кризиса его предупреждения представляются зловещими пророчествами.

Капиталы, вложенные в заводы, обучение, исследования, заработные платы и многое другое, благодаря чему общество становится богаче, – это только одна сторона дела. Совершенно иное – финансовые инвестиции и финансовый капитал. Когда одна компания приобретает другую, то часто думают, что совершаются своего рода капитальные инвестиции. Но такие приобретения чаще всего не имеют ничего общего с реальными инвестициями. Когда компании или правительства продают облигации или акции, инвесторы за свои деньги получают клочки бумаги, наделяющие их держателя правом на участие в будущем потоке доходов. Когда облигации или акции эмитируют впервые, происходит мобилизация сбережений и сбор средств, которые направляются в производственные капиталовложения. В общем все перечисленное – вполне здоровое явление. Однако далее возникает вторичный рынок, где торгуют этими акциями и облигациями. Сделки с ценными бумагами непосредственно не увеличивают производственные капиталовложения, а просто перетасовывают права собственности. Сегодня свыше 95 % приобретений, совершаемых на мировых рынках, состоят из таких вторичных сделок, не предполагающих капиталовложений в реальное производство.

И Кейнс объяснил, что происходит, когда начинается отделение реальных предпринимательских операций от их собственников (держателей тех самых клочков бумаги), и особенно когда это происходит в трансграничном масштабе. «Если тот же самый принцип применить в международных масштабах, – пишет Кейнс, – то во времена стресса это становится нестерпимым: я веду себя безответственно по отношению к тому, что является моей собственностью, а люди, оперирующие моей собственностью, проявляют безответственность по отношению ко мне». Возможны определенные теоретические расчеты, демонстрирующие эффективность перераспределения ценных бумаг по миру в соответствии с рыночным предложением и спросом. «Но у нас все больше эмпирических доказательств того, что дистанция между собственностью и ее использованием – это зло в человеческих отношениях, вероятно (а в отдаленной перспективе наверняка), порождающее напряженность и враждебность, делающие финансовые расчеты бессмысленными».

В мире, где кредитные деривативы и разные финансовые махинации вызвали экономический хаос, создав хитроумные, но непроницаемые барьеры между инвесторами и принадлежащими им активами, слова Кейнса более чем уместны. Огромные задолженности по ипотечным займам и кредитным картам сначала обертывают в несбыточные мечты об обогащении, затем фасуют большими партиями и перепродают дальше по цепочке инвесторов – так это и расходится по всему миру. С каждой подобной сделкой увеличивается расстояние между покупателем ценных бумаг и реальными работягами и предприятиями. Хорошие проекты должны получать финансирование. Небольшая спекулятивная торговля на этих рынках повышает качество информации и сглаживает разброс цен. Но когда объем такой торговли в сотни раз превышает объем торговли реальными товарами, результатом наверняка оказывается катастрофа.