Поле бесчестья - Дэвид Марк Вебер

Третьей женщиной в составе суда была коммодор Леметр, являвшая собой и внешне, и внутренне полную противоположность Феодосии Кьюзак. Эту темноволосую, темнокожую, поджарую, как борзая, особу с яркими карими глазами буквально распирало еле сдерживаемой внутренней энергией. Сторонница «jeune ecole», Леметр при этом являлась превосходным теоретиком тактики, хотя ни разу в жизни не командовала реальным боем. А еще она, невзирая на чрезмерную прямолинейность, обладала выдающимися административными способностями. Хэмиш подозревал, что ее приверженность к «jeune ecole» объяснялась не столько признанием достоинств этого учения, сколько семейными связями с антимилитаристской Либеральной партией, с ее изначальным неприятием всего традиционного. Несомненные способности позволили ей очень быстро продвинуться и быть среди первых кандидатов на звание контр-адмирала, но одно из присущих этой женщине качеств делало отношения с ней еще более сложными, чем с Хэмпхилл. Соня, при всем ее самомнении, напоре и уверенности в правоте своих теоретических воззрений, все же допускала мысль о том, что может ошибаться. А вот Леметр – никогда. Она испытывала полнейшую уверенность не только в правильности своих суждений, но и в полном превосходстве идеологии, которую поддерживала, над всякой другой. От графа Белой Гавани не укрылось, как раздулись ее ноздри при появлении капитана Харрингтон.

Достопочтенный капитан Тор Сименгаард в данном составе суда был ниже всех званием и выше всех ростом. Его семья перебралась на Сфинкс два стандартных столетия назад, но родом они были с Кельхоллоу – древнего мира, заселенного еще до Последней Войны на Старой Земле, до распространившегося по всей Галактике запрещения использовать методы генной инженерии для адаптации колонистов к условиям осваиваемых миров. Двухметровый гигант с мощной мускулатурой, угольно-черными волосами и глазами цвета топаза, казавшимися еще ярче на фоне медной кожи, славился упрямством, какое трудно было представить, глядя на его выразительное, одухотворенное лицо.

«Председательствовать в таком трибунале будет ой как непросто», – подумал Белая Гавань.

– Итак, – нарушил он тишину после долгого молчания, и пять пар глаз обратились к нему. – Мы все ознакомлены с относящимися к делу материалами, документами и правилами, регламентирующими нашу деятельность. Надеюсь, суть прозвучавших обвинений и их формулировки понятны каждому?

Он подождал, пока все по очереди кивнули, хотя уже по одному этому жесту можно было сделать вывод о том, что решение принято и никакие статьи Устава, требующие «взвешенных и обдуманных» суждений на него уже не повлияют. Откинувшись назад, Александер забросил ногу на ногу, сцепил пальцы и спокойно продолжил:

– В таком случае перейдем к первому вопросу. Мы уже выслушали свидетельства, но прежде чем приступить к их обсуждению, я считаю необходимым напомнить вам: к какому бы решению мы ни пришли, ему в любом случае предстоит взорвать политическую бомбу.

Леметр и Юргенс напряглись, и Белая Гавань невесело улыбнулся. Согласно Закону, военному трибуналу надлежало быть независимым от политических пристрастий, и каждый назначенный в состав суда офицер присягал в том, что его решение будет совершенно аполитичным и основанным исключительно на оценке доказательств. Председательствующий не сомневался в том, что Кьюзак и Сименгаард намереваются следовать духу и букве этой клятвы, тогда как Юргенс делать этого явно не собирался. Выражение лица Леметр говорило само за себя, что же до Хэмпхилл… Насчет Хэмпхилл у него уверенности не было. Губы ее были поджаты, в немигающем взгляде не угадывалось решительно ничего.

– С уважением относясь ко всем присутствующим, я никоим образом не подозреваю никого из нас в намерении поставить свое решение в зависимость от политических пристрастий, но уверен, что все вы приняли во внимание возможность политических осложнений.

– Сэр, могу я попросить растолковать поточнее, к чему вы клоните? – натянуто попросила коммодор Леметр.

Белая Гавань поднял на нее холодные голубые глаза и пожал плечами.

– К тому, коммодор, что наши сограждане осознают политическое значение процесса не хуже нас.

– Сэр, боюсь, что для меня это звучит как намек на способность кого-то из нас использовать свой голос, руководствуясь политическими пристрастиями. Я нахожу подобные подозрения оскорбительными и с негодованием отвергаю их.

Граф обошелся без упоминания о воре, на котором горит шапка, – просто улыбнулся и встретился с ней взглядом. Некоторое время она пыталась играть в гляделки, но потом покраснела и уставилась в свой блокнот.

– Разумеется, коммодор, вы вольны интерпретировать мои замечания по своему усмотрению, – сказал он через некоторое время. – Я же просто повторю, что, отдавая себе отчет в политических последствиях нашего решения, мы не можем позволить этим соображениям повлиять на наше восприятие имеющихся улик. Необходимость выступить с данным предостережением диктуется ответственностью, возложенной на меня как на председательствующего. Это понятно?

Судьи снова кивнули, правда, Юргенс – с таким видом, словно проглотил рыбью кость. Леметр, однако, не шелохнулась, и взгляд Белой Гавани посуровел.

– Понятно ли это вам, коммодор? – мягко повторил он.

Леметр вздрогнула, будто ее ущипнули, и сердито дернула головой.

– Прекрасно. – Белая Гавань обвел взглядом остальных. – В таком случае я должен задать вопрос. Угодно ли вам, леди и джентльмены, опустить свои бюллетени без дебатов, либо вы предпочтете предварительно обсудить приведенные доказательства и свидетельские показания?

– Сэр, я не вижу необходимости в бюллетенях, – мгновенно, словно только этого и дожидался, возвысил Юргенс свой резкий, нарочито вызывающий голос. – Весь комплекс обвинений основан на неверном истолковании статей Военного Кодекса, а следовательно, все они, пункт за пунктом, юридически ничтожны.

В совещательной комнате воцарилась гробовая тишина. Казалось, подобная бесцеремонность поразила даже Леметр и Хэмпхилл, а бесстрастное выражение на лице Кьюзак на миг сменилось презрительным. Поджав губы, Александер легонько качнул свое кресло из стороны в сторону и спокойно уточнил:

– Не будете ли вы любезны разъяснить вашу позицию по данному пункту?

Юргенс пожал плечами.

– Лорд Юнг обвиняется в том, что вышел из боя по собственной инициативе, а потом не выполнил приказ вернуться. Так это было или иначе, однако именно таким образом его поступки описаны в соответствующих пунктах официально предъявленного обвинения. Хорошо он поступил или плохо, в данном случае не имеет значения, ибо мы собрались, чтобы оценить случившееся не с моральной, а с юридической точки зрения. А с этой точки зрения он имел неоспоримое право сделать то, что сделал. Адмирал Сарнов выбыл из строя в связи с тяжелым ранением, а все остальные флаг-офицеры оперативного соединения погибли в бою. Как действующий командующий эскадрой, он мог и должен был при отсутствии приказов со стороны законного командования принимать самостоятельные решения, исходя из своего видения сложившейся ситуации. Возможно, его решение было ошибочным, возможно, оно способно поставить под сомнение личные качества лорда Юнга как командира, однако в той обстановке оно являлось вполне законным и правомочным. Таким образом, состав преступления в действиях лорда Юнга полностью отсутствует.