Овсянка, мэм! - Анна Орлова

Я наскоро умылась, проглотила чай с печеньем и только вышла в коридор, как меня чуть не сбил с ног спешащий доктор.

– Простите, мисс Райт, – извинился он, придержав меня за локоть. – Рано вы сегодня.

Я хотела было отшутиться, но осеклась. Погодите, а доктор-то что тут делает в такой час?

На щеке доктора Пэйна виднелась наскоро заклеенная царапина, а на подбородке остался рыжий клочок. Брился он, очевидно, второпях. Волосы явно не видели расчески со вчерашнего дня, а костюм не встречался с утюгом и того дольше.

– Леди Присцилле нездоровится? – спросила я с замиранием сердца.

Давным-давно не приходилось мне так волноваться о чужих, в сущности, людях.

– Пока точно не знаю. – Он ненавязчиво отодвинул меня с дороги. – Извините, тороплюсь.

– Да, конечно. – Я проводила его взглядом.

Желание работать испарилось быстрей утренней росы, но я нехотя поплелась в сад…

Впрочем, от хандры меня быстро исцелил Джоунс. На этот раз он все делал правильно, но так медленно, словно тотчас после завершения работы ему предстояло взойти на эшафот.

– Мистер Джоунс! – окликнула я, устав наблюдать, как он по капельке добавляет в воду бордосскую смесь и очень, очень неспешно перемешивает.

– Да, мисс Райт? – смиренно откликнулся он, не поднимая глаз.

Ручаюсь: боялся, что я замечу в них издевку.

– Чуть побыстрее, мистер Джоунс.

– Как можно, мисс Райт? – проворчал он, не ускоряясь даже на самую малость. – Я тружусь на пределе сил.

Только что слезу не пустил.

– Простите, мистер Джоунс! – сказала я и отошла в сторону.

Подгадала момент, когда садовник удивленно поднимет глаза – не такой реакции ожидал он на свой демарш, – и пробормотала, качая головой:

– Совсем сдает старик, на пенсию пора…

Джоунс мотнул головой, как ужаленный оводом конь, фыркнул – и наконец заработал впятеро быстрее. А ворчание: «Совсем с ума эта мисс сошла. Что она себе воображает, скажите на милость? Я еще о-го-го!» – я пропустила мимо ушей.

Мы почти расправились с ненавистной тлей, когда из дома выглянула горничная Сисси и замахала рукой. Подходить ближе она опасалась (и правильно делала), так что пришлось мне оставить розарий на милость Джоунса и отправиться к ней.

– Что-то стряслось? – спросила я, стягивая садовые перчатки.

Маску и очки, защищающие лицо от ядовитых брызг, я сняла еще раньше.

– Да, мисс. – Горничная торопливо сделала книксен. – Вас там полицейский спрашивает.

– Инспектор Баррет? – уточнила я, хотя вряд ли ко мне с утра пораньше заявился деревенский констебль.

– Да, мисс! – Она говорила немного в нос и вдобавок заметно косила, бедняжка. – Он спрашивал вас и мисс Карпентер, но она еще у хозяйки.

Мы наскоро обсудили здоровье леди Присциллы – горничная оказалась в курсе всех назначений врача, поскольку была у него на подхвате, – и Сисси убежала за инспектором.

Я ждала в беседке, увитой диким виноградом. Обрабатывать этот виноград от вредителей не требовалось – его и лопата-то не всегда возьмет, куда там жучкам и червячкам! Так что гулять в этой части сада можно было безбоязненно: никаких ядовитых испарений там не было.

– Доброе утро, мисс Райт, – сказал инспектор, снимая шляпу.

Сегодня его глаза – светло-серые, без малейшего оттенка зеленого или голубого – выглядели ясными, а сам он был бодр и свеж. Хотя вряд ли какое-то заурядное убийство могло испортить сон полицейского инспектора. Он и не такое видал.

– Здравствуйте, инспектор Баррет, – откликнулась я приветливо, но оставалась настороже. Что полиции от меня нужно, вдобавок так спешно? Еще ведь нет и девяти утра! – Простите за мой затрапезный вид.

Под внимательным взглядом полицейского мне стало неловко за старенькое коричневое платье, теперь изрядно помятое и «украшенное» голубыми брызгами на подоле, и за выцветшую косынку на волосах.

Инспектор сказал серьезно:

– Вы будете чудесно выглядеть даже в мешке из-под картофеля.

Это что же, комплимент? Ну и ну!

– Благодарю вас, – улыбнулась я, чувствуя себя немало польщенной. Редко кому удается получить комплимент от полицейского при исполнении. – Присаживайтесь. Боюсь, не могу предложить вам чаю: во время работ с ядохимикатами пить и есть запрещено.

– Ядохимикатами? – сразу насторожился он.

Я рассмеялась.

– Уверяю вас, это не цианид, не крысиный яд или что-то подобное. Всего лишь смесь извести с медным купоросом. Вряд ли кому-то удастся подмешать это в чай, но… не положено.

У него хватило совести чуть смутиться.

– Ничего такого я не подумал.

Сделаю вид, что поверила.

– Если хотите, я позже скажу Сисси, чтобы она принесла вам чаю в гостиную, – сжалилась я. – Вы ведь не успели позавтракать?

– Успел. Я привык вставать в пять утра.

Я невольно посочувствовала:

– Тяжела жизнь полицейских.

Он хмыкнул и опустился на потертую скамью, сорвал резной листок дикого винограда и покрутил в пальцах.

– Просто мне в такое время лучше думается.

Страх божий, как говаривал отец. Человек, способный добровольно просыпаться в такую рань, должно быть, настоящее чудовище!

– Что привело вас в «Ивы», инспектор? – спросила я, решив сменить тему.

– Присядьте, мисс Райт.

В углубившихся морщинах вокруг его рта, в пристальном взгляде читалось нешуточное напряжение.

Мне сразу расхотелось улыбаться. Похоже, разговор ожидался неприятный.

– Не беспокойтесь, – хмыкнула я, скрестив руки на груди. – Могу вас заверить, нюхательные соли не понадобятся.

Я не стану лишаться чувств, даже если он явился сюда, чтобы арестовать Роуз. Времена, когда я была нежной и беспомощной, по счастью, давно миновали.

– Мисс Райт, – вздохнул инспектор, растирая в пальцах мятый листок. – Вы ведь узнали заколку?

Только бы голос не дрогнул.

– Заколку, инспектор? – произнесла я с тщательно отмеренным удивлением.

Он вдруг поднялся, шагнул вперед и остановился передо мной. Пахло от него табаком и крепким кофе.

– Переигрываете, – сказал полицейский тихо. – Вряд ли вы могли забыть вещицу, которая едва не стоила жизни леди Сибил. И которую, я уверен, вы узнали.

Он стоял так близко, что видна была даже выпавшая ресница на его щеке.

Теперь у меня язык бы не повернулся назвать инспектора Баррета непримечательным. Хотя, кажется, он намеренно создавал именно такое впечатление. Очевидно, это помогало в его работе.