Битвы третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии - Бэзил Генри Лиддел Гарт

История о том, как менялся план немецкого наступления, представляется чрезвычайно удивительной. Мне удалось отследить ее постепенно и далеко не сразу. С самого начала немецкие генералы охотно делились со мной сведениями о военных операциях – профессиональная объективность была характерной чертой этих людей. Как оказалось, многие из них читали мои военные труды, вероятно, поэтому они охотно обменивались со мной мнениями по тем или иным вопросам. Они достаточно откровенно высказывали свое мнение о нацистских лидерах, к которым относились крайне отрицательно. В отношении Гитлера они поначалу проявляли сдержанность. Было очевидно, что одни все еще находились под влиянием этой гипнотической личности, другие его боялись, поэтому даже воздерживались от упоминания его имени. И только когда генералы убедились, что Гитлер мертв, они стали говорить более свободно и даже критиковать его действия. Особенно критичным был Рундштедт. Однако они все еще стремились, и это было совершенно естественно, по возможности скрыть разногласия в своих собственных рядах. Поэтому прошло довольно много времени, прежде чем я узнал правду о блестящем ударе, сокрушившем Францию.

Новый план был задуман генералом фон Манштейном, который в то время был начальником штаба у Рундштедта. Он считал, что существующий план слишком очевиден и является повторением прошлого – поэтому чего-то подобного ожидает верховное командование союзников.

Если союзники введут войска в Бельгию, последует столкновение лоб в лоб, которое не может принести решающих результатов. К тому же придется иметь дело с британской армией, которую Манштейн считал более сильным противником, чем французская. Более того, немецким танковым силам, от которых по большей части зависит успех операции, предстояло двигаться по территории Бельгии, которая, хотя и является равнинной, изобилует бесчисленными реками и каналами. Это препятствие нельзя сбрасывать со счетов, поскольку слишком многое зависит от скорости.

Итак, Манштейн замыслил план перенести направление главного удара в Арденны. Он утверждал, что противник не будет ожидать танкового удара с этой стороны, поскольку не сможет предположить, что в столь тяжелых условиях будут использоваться танки. Но для немецких танковых частей такой прорыв вполне реален, потому что серьезного сопротивления здесь не будет. После перехода Арденн и переправы через Маас перед танковыми частями окажутся обширные равнины Северной Франции – идеальная территория для танковых маневров.

Идея была слишком смелой, чтобы несомненно грамотные, но более традиционно мыслящие командиры Манштейна смогли ее с легкостью воспринять. Ему пришлось преодолеть немало трудностей, пытаясь убедить консервативных генералов, и вопрос решился только после встречи Манштейна с Гитлером, на которой он изложил свои соображения фюреру. Гитлер моментально ухватил суть, и план был утвержден.

Манштейну, человеку, чей блестящий ум уготовил поражение Франции, пришлось дорого заплатить за свою смелость. Ему не разрешили участвовать в выполнении разработанного им плана. Настойчивость, с которой Манштейн пытался протолкнуть свои идеи, которые искренне считал плодотворными, очень не понравилась его командирам. Они решили, что он ищет подходы к Гитлеру ради собственной выгоды. Недовольство генералов еще более усилилось, когда до них дошли слухи о том, что молодое пополнение Генштаба открыто говорит о целесообразности назначения Манштейна главнокомандующим. За три месяца до начала наступления беспокойный генерал получил под командование армейский корпус и был сменен на своем посту генералом фон Зоденштерном. Это назначение стало средством избавления от неугодного подчиненного, предпринятым его командирами при сохранении видимости приличий. Ирония заключается в том, что человек, лучше, чем кто бы то ни было, понимающий потенциальные возможности высокоманевренных танковых сил (хотя он сам не был танкистом), был отправлен командовать пехотным полком, причем именно в то время, когда от достижения максимальной скорости и маневренности зависело так много.

Обсуждая ход кампании с разными генералами, я обнаружил любопытную закономерность. Почти все они не ожидали такого впечатляющего результата. Общее мнение выразил Рёрихт, заявив: «Мы надеялись выйти к Сомме, отрезать англичан от основных сил французов, занять Бельгию и Северную Францию». Блюментрит высказался более откровенно: «Мы были уверены, что левое крыло армий союзников выдвинется в Бельгию по крайней мере к Брюсселю, поэтому рассчитывали перерезать его. Дальше мы ничего не планировали. Столь полная победа стала для нас приятным сюрпризом».

Многие генералы говорили, что опасались задержки при переправе через Маас. Но похоже, никто всерьез не рассматривал возможность иного развития событий: что будет, если прорыв не удастся и немецкие войска будут остановлены. Учитывая возражения Браухича и Гальдера против планов Гитлера, такая мысль непременно должна была у них присутствовать. Но даже если так оно и было, они ею ни с кем не делились. А ведь если бы вторжение не привело к падению Франции, а закончилось лишь оккупацией какой-то части территории, дальнейшее продвижение было бы намного труднее, поскольку дух сопротивления французов пробудился бы довольно быстро. Поэтому наступление, не завершившееся полной победой, для немцев могло быть хуже, чем никакого. Мудрее было бы сохранить на западе спокойную обстановку, заниматься укреплением своих позиций и дожидаться, пока Франция устанет от тупиковой ситуации. Такая возможность, судя по всему, немецким генералам в голову не приходила. Блюментрит не смог припомнить, чтобы нечто подобное обсуждалось на совещаниях или в личных беседах. Почти все генералы заявили мне, что подобный вопрос относится к политической стороне войны и поэтому находится за пределами их интересов.

Нежелание рассматривать очевидную вероятность именно такого развития событий и возникающих при этом вопросов проливает свет на ограниченность профессиональных взглядов немецких генералов. Становится очевидным, что они не обладали достаточными познаниями в области генеральной стратегии и не вполне понимали истинные цели войны, отличающиеся от ее военных задач. Слабые стратеги не могли достичь успеха при общении с Гитлером, который на лету схватывал вопросы политики и стратегии, целей и необходимых средств, которые и определяют генеральную стратегическую линию. Генералы не имели возможности спорить с ним на равных, поскольку не достигли его уровня понимания современных проблем, а следовательно, и не были в состоянии исправить ошибки генеральной стратегии или обуздать амбиции. Их профессиональные знания стратегии и тактики находились на более низкой ступени. Все перечисленное в конечном счете помогло и Гитлеру и генералам увязнуть в ситуации настолько глубоко, что выхода уже не было.

По иронии судьбы самый большой вклад в блестящие успехи Гитлера, вымостившие ему путь в западню, внесли его противники.

Сокрушительный результат удара в Арденнах достигнут во многом благодаря французскому плану, который, по мнению немцев, идеально вписывался в их собственный пересмотренный план. Роковой для французов оказалась вовсе не, как это принято считать, оборонительная позиция, или «комплекс линии Мажино», а наступательная составляющая их плана. Продвинувшись левым плечом на территорию Бельгии, они сыграли на руку противнику и попали в ловушку, почти в точности повторив едва не ставший фатальным план XVII 1914 года. На этот раз последствия оказались более тяжелыми, потому что противник был более подвижным, используя мотопехотные части вместо пехотных. Ситуацию усугубило то, что удар на левом плече союзники нанесли своими самыми современными и маневренными силами. Когда они оказались скованными, французское командование лишилось основной части своих маневренных соединений.