Центр мира - Михаил Кречмар

На этом патетичном месте Спадолин «схлопнул» разговор, который уже приобрёл вопиюще беспредметный характер, и покинул особняк фонда с тремя именами и двумя адресами.

– Итак. Предположительно, мы имеем складывающийся заговор, посягающий на территориальную целостность нашего южного стратегического партнёра – КНР, – Спадолин разложил документы, говорящие о появлении на территории Синьцзяна самостоятельной террористической группировки из-за рубежа, предположительно с территории РФ. – Мотив появившихся в Китае моджахедов вроде бы очевиден: если не получается на Кавказе, то почему бы не попробовать где-нибудь ещё? Но, должен сказать, в качестве «чего-нибудь ещё» они выбрали одну из самых сложных мишеней во всём мусульманском мире. До сих пор любые выступления сепаратистов в Китае карались с азиатской жестокостью. На что же они рассчитывают?

– Знаете, Максим, лет восемнадцать назад мы тоже жили в стране, подавлявшей выступления сепаратистов с азиатской жестокостью. Я могу привести вам десятки доводов в пользу моджахедов, решивших на этот раз «попробовать» на прочность Великий Китай. И сотни доводов против этого. Но, видите ли, Максим, всякий раз, когда мне хочется это сделать, я вспоминаю, как с марта по декабрь 1991 года на наших с вами глазах расползлась одна из самых мощных империй в истории человечества. Причём это была страна, в которой я в этот момент жил и, более того, стоял на страже государственной безопасности. Я спрашиваю себя, что мог бы сделать лично я для предотвращения крушения державы, – и не нахожу ответа. Поэтому, если задачу независимости Синьцзяна, или там Восточного Туркестана, или Тюркешского Халифата ставить как главную, то, как показывает практика, достичь её довольно трудно. Это мягко говоря. Точнее – практически невозможно. А вот если её решать как составляющую часть другого, более глобального плана, «тады ой»… Здесь, правда, одна закавыка накладывается на другую – никогда и нигде экстремисты не пробовали действовать таким образом. Собственно говоря, возможность шире взглянуть на мир входит в прямое противоречие с самим понятием «экстремизм». А ведь распад СССР показал путь к осуществлению мечты очень многих реформаторов мира. Особенно, с их точки зрения, интересна судьба нашего «азиатского подбрюшья». Возникновение государственных формирований у целого ряда народов, отродясь их не имевших, – внушает… Я бы сказал – «иллюзии», но ведь не только… Да, кстати, наши аналитики нарыли весьма любопытный факт: несколько месяцев назад на казахско-китайской границе был зарегистрирован очень интересный эпизод, – и Шергин вынул из «синьцзянской» папки одну страницу.

– Эпизод, когда одного и того же «мертвяка» нашли по обе стороны границы? Хм-м-м, когда-то давно мы пользовались подобными приёмами…

– Не совсем мы. Это делали болгары и турки, внедряя нелегалов в разные закрытые регионы мира. Метод этот подразумевал совершенное презрение к человеческой жизни, ведь для его осуществления надо убить как минимум одного человека, а в идеале – двоих. При этом смерть первого надлежит скрыть любыми возможными способами, а второй труп оставить на самом виду. Первый «мертвяк» при этом был донором документов, а второй – их реципиентом. Реципиент документов, как правило, легально пересекал границу, затем внезапно умирал. На самом деле умирал не пересёкший границу человек, а кто-нибудь из деклассированного населения на «другой стороне» – бомж или бродяга какой… Вся эта сложная махинация производилась для того, чтобы скрыть факт проникновения в «закрытую страну» – Саудовскую Аравию или Советский Союз – того самого третьего человека, который оставался на положении нелегала. Для того чтобы исключить случай обнаружения первого трупа, болгары, например, растворяли тело в соляной кислоте. Этот способ проникновения на первый взгляд довольно эффективен – вы демонстрируете противнику, что на его стороне всё спокойно: ну, помер некто имярек от естественных причин, зарезали человека в подвалах Катара и скормили собакам. Во-вторых, наличие одного нелегала даёт вам возможность протащить по официальным документам уже других людей – желающих покинуть тоталитарную страну – ещё некоторое количество внедренцев. Например, приедут Пупкины, а уедут Залупкины. Но этой лабудой спецслужбы мира не пользуются вот уже лет тридцать, и по многим причинам. Во-первых, два покойника – это довольно много даже для совершеннейших отморозков вроде болгар советского времени. Любой труп или просто исчезновение физического лица привлекает массу внимания с какой угодно стороны: родственников, соседей, или даже напарников по бомжачьей ночлежке. Во-вторых, нелегалами уже давно никто не пользуется – в любой бюрократической системе они попадаются на счёт «раз». Сейчас без паспорта или ID во многих странах даже билет в автобус не купишь. Так что мысли у меня по этому эпизоду следующие. Первое: на территорию Синьцзян-Уйгурского района проник нелегал. Второе: этот «кто-то» не планировал переходить на легальное положение. Третье: он уверен, что существует значительный круг лиц среди местных жителей, способных обеспечить его безопасность на территории СУАР. Четвёртое: люди, обеспечившие его проникновение на территорию КНР, являются или продвинутыми дилетантами, или исповедуют методы работ, принятые в наиболее одиозных спецслужбах в сороковые-пятидесятые годы XX века. Ваши мысли, товарищ майор? – Шергин оторвал глаза от документов и поднял их на Спадолина.

– Ну… С мыслями всё в порядке. Судя по всему, этот человек – террорист, имеющий так называемое невозвратимое задание.

– А я вот думаю иначе, Максим Сергеевич, – голос Шергина стал вкрадчиво-ласковым, каким он бывал во время выволочки подчинённым. – Я думаю, что человек, проникший на территорию СУАР, является, таким образом, внедрённым извне главой национально-освободительной – или террористической, зовите как хотите – организации. И тогда его появление напрямую увязывается с поисками на территории КНР бородатых европеоидных людей, говорящих по-русски.

Но когда Шергин клал страницу на место, Спадолин обратил внимание на то, что серия отдельных рисунков на титульном листе, на котором по-прежнему не было написано ни слова, слилась в один и стала напоминать основание равностороннего треугольника.

В качестве тренировочного поля для своих репортажей Зим избрал малоизученное, но тем не менее интересное для большинства американцев поле – право владения огнестрельным оружием в Республике Казахстан. Закон об оружии в Казахстане выглядел совершенно драконовским по сравнению с точкой зрения любого жителя штата Техас, но на территории СНГ он представлял собой огромный шаг вперёд по отношению к той политике тотального запрета, которая существовала ещё двадцать лет тому назад на всей территории бывшего Советского Союза.

На развитие этой темы и создание трёх передач, в которых Зим популярно и «на пальцах» объяснял особенности гражданского вооружения в Центральной Азии, у него ушло три недели. Эллисон убедился в способности своего нового сотрудника сделать материал буквально «из ничего», а также в том, что он уверенно ориентируется в хитросплетениях местных нитей, за которыми стояли люди с непроизносимыми для американца фамилиями, и улетел в Северный Пакистан, где развернул серию репортажей о борьбе родных американскому сердцу «зелёных беретов» с остатками Талибана. Зиму пришлось коротать дни в обществе Розы Тусупбековой, Талгата Курбангалиева, а также Джима Аронсона, технического гения центральноазиатского корпункта IEN.