Тайна Дамы в сером - Ольга Строгова

– Вопрос о премии для руководящих работников по итогам первого учебного полугодия решен положительно! – возвысив голос, объявила заведующая и тут же небрежно подняла ладонь, словно отклоняя грядущие аплодисменты. Но аплодисментов не последовало. Народ молчал.

Кто-то, откашлявшись в полной тишине, сказал:

– Премия директорам – это, конечно, хорошо. А вот как будет с зарплатой педагогам?

– Для чего вы задаете этот вопрос мне? – холодно возразила заведующая. – Вы прекрасно знаете, что зарплата поступает из федерального источника, а средства на премию выделены из местного бюджета. Впрочем, здесь присутствует заместитель нашего главного бухгалтера, она вам сейчас все объяснит.

Даму из бухгалтерии все слушали очень внимательно, но никаких вопросов больше не задавали. Все было ясно и так. У Аделаиды мелькнула было мысль встать и отказаться от премии и даже призвать к этому остальных (возможно даже, ее бы поддержали – один или два человека из полутора десятка присутствующих), но окрыленное недавним успехом здравомыслие решительно выступило против. Зачем, в самом деле, и что это даст? Все равно ведь премии эти – капли в море по сравнению с теми средствами, которые нужны, чтобы честно расплатиться со всеми педагогами. Им ее премия не поможет, а вот ей самой будет очень даже кстати, особенно если вспомнить вчерашние внеплановые расходы.

Но когда Аделаида следом за всеми засобиралась к окошечку кассы, заведующая ее остановила.

– Что же вы, Аделаида Максимовна, – спросила она, отводя Аделаиду к окну и несколько смягчая тембр своего громкого и звучного, словно паровозный гудок, голоса, – скрываете от нас вашего интересного гостя?

– Кого? – тупо переспросила Аделаида, пытаясь выиграть время и справиться с предательским румянцем, мгновенно проступившим на тонкой коже.

– Вашего зарубежного гостя, – повторила заведующая, сверля Аделаиду рентгеновским взглядом, – профессора Роджерса из Цюриха. Говорят, он произвел у вас в школе настоящий фурор своими неизвестными у нас методами преподавания гуманитарных дисциплин.

– Я… не скрываю, – тихо возразила Аделаида, опустив глаза и теребя витой золоченый шнурок, которым были перехвачены коричневые бархатные гардины.

– Говорят также, – безжалостно продолжила заведующая, отбирая у Аделаиды шнурок, – что дело здесь не только в методах, но и в незаурядном личном обаянии господина Роджерса… Это правда? Он и в самом деле настолько хорош?

Загнанная в угол Аделаида неожиданно успокоилась. Выпрямившись во весь свой великолепный рост, она посмотрела на низенькую заведующую, на ее аккуратный пробор в поредевших, с отросшими седыми корнями волосах и сказала:

– Почему бы вам, Александра Ивановна, не прийти к нам в школу и не убедиться во всем лично? Господин Роджерс пробудет у нас до субботы, и мы будем очень рады вас видеть. В любое удобное для вас время.

– Возможно, возможно, – пробормотала заведующая, отводя, в свою очередь, глаза, – я подумаю.

Аделаида в знак согласия слегка склонила свою красивую голову, вежливо попрощалась и ушла.

Заведующая проводила ее взглядом, выражавшим одновременно недоумение, досаду и легкий интерес – словом, тот комплекс чувств, который мы обычно испытываем к подчиненным, начинающим вести себя не в полном соответствии с предписанной им программой.

* * *

Премия оказалась не такой уж и большой, но все же Аделаида была довольна. Брешь в семейном бюджете, пробитая покупкой нового пальто, была отчасти компенсирована.

По дороге домой она зашла в кондитерскую, купила кое-какие приятные мелочи к чаю. Старалась думать только о простых, привычных вещах – как придет сейчас в свою квартиру, отчистит от грязи дубленку и сапоги и определит их сушиться, потом вымоется сама, займется ужином и будет ждать мужа – единственного мужчину, о котором она имеет право (и должна!) думать и заботиться.

Мимо нее прокатил и лихо затормозил у остановки большой, прозрачный, наполненный светом полупустой автобус новой модели. Шесть таких красавцев, изготовленных в Финляндии, город недавно получил в подарок от областного транспортного предприятия и тут же пустил их по самым бойким маршрутам – от нового микрорайона до поликлиники и от железнодорожной станции к гостинице «Серебряное озеро», одновременно подняв плату за проезд в условиях повышенной комфортности.

К сожалению, отсталые горожане не оценили подобной заботы городской администрации и по-прежнему предпочитали давиться в стареньких, воняющих бензином развалюхах, а то и вовсе ходить пешком.

Автобус ждал, распахнув широченные двери и озаряя белым электрическим сиянием мокрую грязную улицу и мокрых грязных пешеходов, которые, проходя мимо, бросали любопытно-презрительные взгляды на его немногочисленных пассажиров, развалившихся на новеньких кожаных сиденьях.

Впрочем, автобус шел как раз до «Серебряного озера», так что, скорее всего, пассажиры эти были не буржуи или ренегаты какие-нибудь, а просто приезжие.

Аделаида, заглянувшая, как и все, в его сверкающие недра, вдруг почувствовала сильное желание войти, с удобством расположиться на кожаных подушках (даже отсюда видно, какие они чистые, мягкие и удобные) и доехать до конечной остановки.

«То есть до гостиницы, – деловито уточнил внутренний голос, – а потом что – будем гулять под его окнами или сразу поднимемся на второй этаж?»

Аделаида в испуге отпрянула от автобуса.

Где-то высоко над мокрыми крышами и плывущими зонтиками пролетел слабый, тонкий и чистый звук – это пробовали силу старейшие городские часы на колокольне костела, над которыми вот уже второй год трудились реставраторы из области. Аделаида вместе со всеми задрала голову к темному плачущему небу, ничего там не увидела, а когда вновь посмотрела на остановку, автобуса уже не было. Он исчез каким-то совершенно нехарактерным для городского транспорта способом – бесшумно, мягко и незаметно.

Дома Аделаиду ждал сюрприз. Муж уже вернулся из своего института и сидел в спальне на полу, среди развороченных и раскиданных вещей, рядом с самым большим чемоданом. Он вскинул глаза на застывшую в дверях жену и раздраженно осведомился, где его голубая рубашка и две пары новых носков… И почему она до сих пор не взяла из химчистки его любимые черные брюки? Аделаида подала ему требуемые вещи, а насчет брюк тихо заметила, что, во-первых, химчистка была закрыта всю последнюю неделю, а во-вторых, к голубой рубашке больше подойдут не черные брюки, а серые…

Он продолжал ворчать. Аделаида повернулась и ушла в ванную.

Раньше муж не был таким, думала Аделаида, стоя под горячим душем. Раньше он любил ее. Ценил. Заботился. Даже дрался из-за нее, но это было совсем уж давно. А теперь он живет своей собственной, закрытой для нее жизнью, а к ней относится как… как к вещи? Нет, не то. Скорее как к жилищу. Да, вот именно. Она – его жилище, его дом, теплый, уютный, заботливый… и к тому же тихий, ненавязчивый и нетребовательный.