Они стучат дважды - Лина Вальх

– Что он несёт? – Стас уставился на Александру вопросительным взглядом.

– Не слушай его. – Александра сжала пальцами переносицу и сделала несколько глубоких вдохов. – Он уже уходит. И надеюсь, больше никогда не появится в нашей жизни.

Играть с Джеймсом в гляделки было бессмысленно – проигравший был известен заранее и это не ухмыляющийся во все зубы мужчина. Джеймс перекатился с пятки на носок, а затем еще раз, вслушиваюсь в скрип паркета. Его взгляд скользнул по кухне Александры, и он подошёл к стене рядом с дверью, остановившись в нескольких сантиметрах от Звягинцевой.

– Да в принципе мне ваша жизнь не очень-то и нравится, – скептично протянул Джеймс, подцепив пальцем краешек отслоившихся обоев, за которыми виднелся кусок дореволюционной газеты с кокетливыми «i» и «ъ» и решетчатые деревянные стены. – Ремонт бы вам здесь сделать. А то такое чувство, что Ильич не в Германии жил, а в этой квартире. Вон, даже броневичок есть, – хохотнул Джеймс, кивнув на кота на руках у Андрея.

Александра даже не стала спрашивать, откуда ему известно имя кота. Назвать рыжего нахлебника «Броневиком» предложил Стас, когда тот в первый же день свой жизни в этой квартире забрался на загривок Вознесенского и не спускался, пока Александра не отцепила его вместе с куском футболки. Джеймс выглядел как человек, который знает слишком много в этой жизни, но это не мешает ему сладко спать по ночам. В отличие от Александры, которая, судя по всему, не знала ничего. Жаль, что у неё фамилия не Снежная – можно было бы все время шутить.

– В общем… – Джеймс пожал плечами. – Чао-какао, как говорится!

Он улыбнулся и уже собирался протиснуться мимо Звягинцевой, но тут же замер, занеся ногу над порогом.

– Стас, что… – Александру оборвал низкий грудной рык.

Табурет повалился на пол, опрокинутый Вознесенским. Александра успела только заметить нахмурившиеся брови Джеймса и пролёгшую между ними складку, прежде чем того резко развернули и, вцепившись за воротник куртки, приподняли над полом. Вечный серый шарф Стаса рухнул на пол бесформенной кучей, а по стёклам быстро поползли морозные узоры, захватывая на своём пути все, до чего могли дотянуться, проникая в каждую трещинку на деревянной мебели. Воздух вырвался изо рта Александры молочным облачком и повис в воздухе, не спеша распасться на разрозненные пряди. Время замерло: даже стук часов стал низким, тяжёлым и заторможенным, вибрирующем на барабанных перепонках пчелиным жужжанием и вибрируя по швам черепа.

А затем кухня вспыхнула ярким ослепляющим светом.

Когда Александра открыла глаза, облачко дыхания растеклось перед ней по воздуху. Стас больше не держал Джеймса – тот повалился на пол, как будто это он был шарфом, а не тот замызганный кусок серой ткани рядом с ним. Его грудь медленно вздымалась, он хватался за неё рукой, пытаясь сделать вдох, но вместо этого из его горла вырывались булькающие хрипы.

– Ничего личного, братишка, – склонившись над скорчившимся на полу Джеймсом, ехидно протянул Стас и похлопал его по плечу.

Перешагнув все еще шевелящееся тело, Стас не встретил никакого сопротивления ни со стороны опешившей Александры, ни со стороны испуганно жмущегося к стенке в объятьях кота Морозова. Только выскочивший в коридор Дима попытался преградить брату путь и тут же отлетел с громких хрустом в стенку, повалившись на пол вместе с парочкой старых пожелтевших от времени фотографий.

Дверь хлопнула за спиной Стаса слишком быстро, чтобы кто-то успел перехватить ушедшего Вознесенского. Липкое чувство оцепенения маленькими иголочками покалывало кончики пальцев, мир кружился вместе с распластавшимся по полу Джеймсом, и Александра вцепилась пальцами в дверной косяк, удерживая себя на ногах. Давно забытое чувство тошноты подкатило к горлу, и Звягинцева сжала плотно зубы, заскрежетав невидимым песком. Дима громко охнул, шурша подошвой по паркету, и хрустнул стеклом рамки для фотографий.

– Пожалуй, – раздался тихий надломленный голос Джеймса, – я задержусь у вас еще ненадолго.

– Почему у тебя в доме воняет мертвечиной, Александра?

– Тебя не было – не воняло.

Превратившаяся в хостел двухкомнатная квартира Александры, к счастью своей владелицы, за последние три дня значительно опустела, выселив из себя непрошенных постояльцев. И хоть Александра и предпочла бы, чтоб Стас или его брат остались у неё, Звягинцевой приходилось мириться с тем, что Дима ускользнул посреди ночи, а от Стаса не было ни единой новости за все семьдесят два часа, что прошли с момента его ухода. Александре даже удалось немного поспать. Четыре часа. Но и этого Звягинцева считала излишним: она все время ходила по квартире, раздражая валяющегося на диване Джеймса, вздрагивала от каждого звонка и иногда ожесточённо выкручивала щелкающий диск, набирая знакомый номер.

Вот и сейчас, кажется, вселенная решила, что нервы Звягинцевой еще не до конца истончились и на них можно сыграть припасённым смычком: задержавшийся на несколько дней кузен Александры бесцеремонно вошёл через окно, уселся на стул и закинул на стол ноги, с ехидной ухмылкой глядя на Звягинцеву.

– И я тебя рад видеть, Александра. Как дела, Феликс? – он передразнил Александру писклявым голосом и качнулся на стуле, балансируя на двух ножках. – Хорошо. Спасибо, что спросила. Что нового в жизни? Погасил ипотеку за тот дом на юге. Спасибо, что тебя интересовало, как я выживал все эти годы. Что ты?..

– Феликс. – Александра резко остановилась, прекратив нарезать по кухне круги, и с силой ударила ладонями по столу, отчего пара чашек со звоном подпрыгнули. – Какой дом? Какая ипотека? Ты мёртв, Феликс. Тебе никто не выдаст кредит.

Феликс сделал вид, что его задели слова Александры, и он поджал губы.

– Ну, я правда гасил кредит. Правда не свой, – тут же добавил он, – а безвременно покинувшего этот грешный мир владельца. Как оказалось, банку все равно, кто приносит им деньги. Главное, чтоб платили в срок. А милая вдова была не против.

– Ничего не хочу об этом слышать, – на выдохе пробормотала Александра, отлипая от стола, и потёрла ладонями глаза. – Как был идиотом, так идиотом и помер. Вы вообще не развиваетесь после обращения?

– Эй!

Вот теперь Феликс звучал действительно оскорблённым. С самого детства Александра Звягинцева слышала от своего деда только одно: «Этого нахлебника оскорбить не сможет даже смерть. Разве что сам черт поднимется на землю и укажет Феликсу на его место», – и могла только догадываться, почему ее опекуну настолько неприятен их приходящий родственник. Когда же Александры выросла и обязанность заботиться о Феликсе легла на ее плечи, она первым дело отозвала его приглашение в квартиру. Кузен, как она его обычно называла, несколько месяцев оббивал порог и все подоконники квартиры Александры, добиваясь от неё разрешения войти. Сдалась Александра только через год. Да и то, потому что Стасу надоели ночные завывания за окном.