Его кровавый проект - Грэм Макрей Барнет

Я не знал, что на это ответить.

— Одно я скажу тебе откровенно, Родди, — завил фактор, — здесь нет будущего для агитаторов и преступников.

— Я не агитатор и не преступник, — ответил я. — И мой отец — тоже.

Фактор многозначительно посмотрел на лежащий перед ним гроссбух и склонил голову к плечу. Потом с шумом захлопнул книгу.

— Вы задерживаете выплату ренты, — сказал он.

— Как и все наши соседи, — ответил я.

— Да, но ваши соседи не изображают из себя пострадавшую сторону. Только благодаря снисходительности помещика вы вообще остаетесь на земле.

Я воспринял это как указание на то, что суровое испытание закончено, и подтолкнул отца, который последние несколько минут стоял, словно в трансе.

Фактор встал.

Я повернулся, чтобы уйти, но отец не двинулся с места.

— Значит, насколько я понимаю, правил мы не увидим? — спросил он.

Фактора как будто позабавил, а не рассердил этот вопрос. Он вышел из-за огромного стола, сделал три-четыре шага и оказался всего в нескольких футах от нас.

— Правилам, о которых вы говорите, следовали с незапамятных времен, — сказал он. — И никто не испытывал необходимости «видеть» их, как вы выражаетесь.

— И тем не менее… — сказал отец, поднял голову и посмотрел фактору в глаза.

Тот покачал головой и слегка фыркнул.

— Боюсь, вы заблуждаетесь, мистер Макрей. Если вы не собираете жатву на земле соседа, то не потому, что это запрещено правилами. Вы не воруете урожай, потому что так поступать нехорошо. Вы не можете «увидеть» правила оттого, что никаких правил нет, — по крайней мере, в том виде, в каком вы их, похоже, себе представляете. С тем же успехом вы можете попросить увидеть воздух, которым дышите. Конечно, правила есть, но вы не можете их увидеть. Правила существуют потому, что их существование общепризнанно и без них царила бы анархия. А дело деревенского констебля — интерпретировать эти правила и применять по своему усмотрению.

Потом фактор махнул рукой в сторону двери, отпуская нас.

Но я вдруг почувствовал, что, раз уж отец нас сюда привел, нет смысла уходить, не рассказав должным образом о наших обидах.

— Если позволите вернуться к бедам, о которых говорил мой отец, — сказал я. — На самом деле он имел в виду, что, следя за выполнением правил, Лаклан Брод повел против нашей семьи кампанию запугивания.

Фактор недоверчиво посмотрел на меня.

— «Кампанию запугивания»? — повторил он, явно весьма довольный этими словами. Он сделал несколько шагов назад и прислонился к столу. — Это крайне серьезное заявление, молодой человек, воистину очень серьезное. Нельзя разрешать злоупотреблять своим положением тем, у кого есть власть, не так ли? Конечно, нельзя и разрешать отдельным личностям бездоказательно обвинять свое начальство. Поэтому лучше вам рассказать, в чем же заключается «кампания запугивания».

Слова фактора ободрили меня, и, кажется, я невольно сделал шаг к столу. Потом изложил — довольно подробно, — как Лаклан Брод при первой же возможности уменьшил размер нашего земельного надела, как позже запретил собирать водоросли для удобрения наших посевов, которые теперь чахли, а после наложил на нас штраф за плохое состояние участка.

Фактор слушал внимательно, не сводя с меня глаз.

— Что-нибудь еще? — спросил он.

Я хотел рассказать и об общей атмосфере подавленности, в которой мы живем, но не смог придумать, как это выразить. И не счел благоразумным описывать увиденный мной случай с сестрой, хотя бы потому, что он оставался секретом для нашего отца.

Фактор, казалось, испытал разочарование, что мне больше нечего добавить.

— И вы описываете это как «кампанию запугивания»? — спросил он.

— Да, сэр, — ответил я.

— Итак, истинная цель вашего прихода сюда — оклеветать по каким-то личным мотивам официальное лицо, которое, судя по вашему описанию, всего лишь добросовестно исполняет свой долг. Я непременно запишу то, что вы сказали, и когда в следующий раз встречусь с мистером Маккензи, поздравлю его с тем, как он себя ведет.

Я почувствовал ужасную пустоту в животе, но не видел смысла протестовать.

Потом фактор обратился к отцу:

— Надеюсь, вы не сочтете нужным наносить мне еще один подобный визит. Я напоминаю, что на усмотрение лорда Миддлтона остается, будете ли вы и дальше арендовать землю. И на усмотрение его представителя.

Он покачал головой и махнул рукой, веля нам выйти из кабинета.

Всю дорогу до дома отец молчал, и по его лицу нельзя было прочесть, о чем он думает. Дождь прекратился.

Тем вечером я остался дома, ожидая появления Лаклана Брода, но он не появился. Не пришел он и в последующие дни, из чего я сделал вывод, что констебль решил заставить нас беспокоиться по поводу кары, которую обрушит на нас. Несколько дней спустя я работал в канавах рядом с дорогой на Ард-Даб, когда мимо прошел Лаклан Брод. Он остановился, несколько минут понаблюдал, как я работаю, но ничего не сказал и отправился дальше своим путем.

После разговора с фактором я воображал, что тот при первой же возможности доложит о случившемся констеблю, но поскольку этого явно не произошло, я понял, что для таких важных персон наши дела просто не имеют значения.

* * *

Несколько дней спустя, после ужина, я вышел из дома по одной-единственной причине: чтобы спастись от царившей там гнетущей атмосферы. Настроение отца в то время было настолько мрачным, что это кидало тень на весь наш дом. Я уже много дней и недель не видел, чтобы Джетта улыбалась, и с каждым днем она как будто все больше съеживалась, так что держалась, как старая карга. Если малыши вообще играли, то очень тихо и так, что никто, кроме них, не мог догадаться, что они играют. Когда Джетта к ним обращалась, она делала это шепотом, чтобы не напоминать отцу об их существовании. Сам я, страстно желая увидеться с Флорой Брод, работал под покровом уныния, что только усиливало общее подавленное настроение.

Но, выйдя из дома, я тут же просиял. Флора сидела на ограде у перекрестка дороги на Тоскейг.

У меня было искушение пуститься бегом, но вместо этого я в порыве осторожности покинул деревенскую улицу и прошел по ригу в поле, а после перебрался через ограду и очутился на дороге в двух-трех сотнях ярдов от того места, где сидела Флора. Если кто-нибудь за мной наблюдает, он решит, что я просто брожу туда-сюда без определенной цели. Поэтому, как мне представлялось, наша встреча с Флорой покажется чисто случайной.

Когда я пошел к Флоре, она ни разу не подняла глаз, будто поглощенная чем-то у себя на коленях. Подойдя ближе, я поразился утонченности ее черт. Ветер играл завитками ее волос, но она этого не замечала. Я остановился в нескольких шагах от нее, однако Флора была полностью поглощена — или притворялась, что поглощена, — методическим уничтожением одуванчика, желтые лепестки которого усеивали ее юбку.