Финальная шестерка - Александра Монир

– Один… пошли!

Не могу двинуться. В облаках их лица, готов поклясться! Папа. Мама. Анджелика. Я ближе к ним, чем когда-либо раньше. Беккет устремляется вперед, я сгибаю колени и шагаю за край.

Сердце чуть из груди не выпрыгивает. Ветер переворачивает нас вверх ногами, нутро скручивается винтом, сила тяжести исчезает, и меня охватывает буйная эйфория. Парю над Хьюстоном и не падаю – воздух держит меня. И ничего, что это счастье приходится делить с Беккетом, – я забыл, что он мой соперник. Я забыл, а он нет. Глаза у него как темные ямы, рука шарит у меня по спине…

– Стой… – говорю я – крикнуть не получается из-за ветра. Пытаюсь ухватиться за портупею, за канат, все равно за что, а Беккет пряжку норовит отстегнуть. Хочет убить меня прямо здесь, в небе, где никто не спасет. Расстегнет портупею, и хлопнусь я с высоты, а он скажет, что это несчастный случай.

Но самолет-перехватчик уже летит, и генерал Соколова бросает канат из двери. В жизни еще так не радовался. Я буду жить! Упустил ты свой шанс, Беккет. Он, раскачавшись, запрыгивает в дверь, я за ним.

– Правда, здорово? – Наоми кидается мне навстречу. Стараюсь улыбнуться, но меня точно заморозили изнутри. Беккет, совсем не похожий на убийцу, которого я видел минуту назад, хлопает по ладоням Катю и Ашера. Либо я что-то не так понял, либо мой товарищ по команде только что пытался избавиться от меня.

НАОМИ

Являюсь в столовую за минуту до завтрака, одурманенная запутанными снами, – я вижу их с тех пор, как ушла Саки. Проскальзываю на свое место, заранее страшась новостей, которые намерен объявить доктор Такуми. Но вместо сообщения об очередной реакции на вакцину он нам преподносит сюрприз.

– Для вхождения в финальную шестерку первостепенное значение, помимо спортивных и академических достижений, имеет также психическое здоровье каждого финалиста. Трагическая гибель Каллума Тернера всем нам послужила напоминанием.

Вот, значит, как. Доктор твердо придерживается первоначальной версии.

– Тесты, которые вы проходили в школах, обеспечили вам место среди конкурсантов – но их, как мы видим на примере Каллума, недостаточно. Накануне первого отсева мы должны провести более тщательные исследования, которые начнутся сразу же после завтрака.

Обмениваемся нервным взглядом с Лео. Не хватало еще, чтобы подчиненные доктора Такуми залезли мне в голову и догадались о моих планах.

– Не желая, чтобы человеческие эмоции повлияли на результат, мы поручили эту задачу роботам. Дот и Киб, первые указавшие на нестабильность Каллума, хорошо понимают, что от них требуется. А поскольку им предстоит путешествие вместе с финальной шестеркой, будет только логично, если психическим мониторингом астронавтов займутся они. – Доктор обводит взглядом всех нас, двадцать два человека. – Советую отвечать абсолютно честно. Ответы в духе того, что мы хотим услышать, могут сильно вам повредить. Товарищей своих можете не стесняться – роботы будут беседовать с каждым отдельно.

Страх во мне борется с предвкушением. Заманчиво побыть наедине с двумя самыми продвинутыми роботами в истории, но мне всегда представлялось, что это я буду их изучать, а не наоборот. У них ведь, возможно, и сенсоры лжи имеются – попробуй перехитри столь безупречный разум.

На память приходят слова моего компьютерного учителя: «Чтобы понимать машины и манипулировать ими, нужно хорошо владеть как бинарной системой, так и логикой».

Я владею и тем и другим, не уверена только, что сумею применить свои знания на практике. Ладно, попробуем.

Во время утренней тренировки на «Посейдоне» Ларк отзывает на собеседование то одного, то другого. Ашер идет первым; мне не терпится расспросить его, как все прошло, но Ларк сразу предупреждает, что мы должны держать это в секрете. Поэтому я просто слежу за теми, кто возвращается, пытаясь определить, довольны они или угнетены.

Вот и моя очередь подошла. Идя к лифтам с Ларк, я вдруг соображаю, что сейчас самое время спросить ее насчет Саки. Мы заходим в лифт, и я стараюсь говорить как можно спокойнее, но это плохо мне удается.

– Командир, я… я очень беспокоюсь за Саки. Нам ничего не говорят, и я не знаю, здесь ли она еще и как у нее дела. Ей нельзя назад в Сингапур, там все очень плохо: из всей семьи остался только отчим, который…

– Саки в Сингапур не поедет, – перебивает Ларк.

– Правда? – Уже легче.

– Да. Она остается в хьюстонском медицинском центре, и врачи надеются, что она выйдет из кататонии.

– Надеются?! Значит, ей нисколько не лучше? А если ее так и не смогут вылечить?

Лифт останавливается на четвертом этаже, мы выходим.

– Я каждый день спрашиваю доктора Такуми о ней, но прогнозы пока рано строить. Врачи, как я сказала, надеются, но даже если симптомы пройдут, Саки останется в центре Джонсона для дальнейшего усовершенствования вакцины РСБ. В любом случае о ней хорошо позаботятся.

– Она же не лабораторная крыса! – в ужасе протестую я. – Саки умница, талантище… любой из нас мог бы оказаться на ее месте.

Ларк кладет руку мне на плечо.

– Она и теперь может нам во многом помочь. Вакцина должна быть полностью безопасной, чтобы наши астронавты долетели до Европы живыми-здоровыми.

Меня просто мутит от этого. Пока Саки лежит беспомощная на больничной койке, на ней ставят опыты. Как может Ларк одобрять подобные методы?

– Они и вас… – начинаю я, но Ларк красноречиво поднимает глаза к потолку, где мигает зеленый огонек. Камера наблюдения.

– В каждой миссии бывают потери, – говорит она чуть громче, чем надо. – Я это знаю лучше, чем кто-либо еще. Вам остается только идти вперед и стараться изо всех сил – ради Саки.

Весь остаток пути я молчу, хотя в уме теснятся вопросы о Саки, о планах доктора Такуми, о том, на чьей стороне сама Ларк. Она, пройдя через целый лабиринт коридоров, останавливается перед синей дверью и достает ключ-карту.

– Мы пришли – это лаборатория робототехники.

У меня дух захватывает от огромного пространства наподобие склада. На полу бухты прóвода, на столах компьютеры, схемы, металлические пластины. В центре светятся две яйцевидные конструкции шестифутовой высоты.

– Это, кажется, спальные капсулы?

– Да. Здесь Киб и Дот подзаряжают свои батарейки в самом буквальном смысле.

В черных складских контейнерах, как в гробах, лежат торсы и головы роботов. Жуть берет, даже если знаешь, что это только запчасти.

Ларк проходит сквозь арку в отсек поменьше. Он наполнен машинным гулом, посередине сенсорный стол-экран. Вхожу следом и вздрагиваю, оказавшись лицом к лицу с двумя гуманоидами из бронзы и платины. Теряю дар речи второй раз в жизни. Первый был при встрече с доктором Вагнер, теперь я снова стою на грани возможного, где наука и чудо сливаются воедино.