Крестоносец из будущего. Командор - Герман Романов

Выходило у многих парней очень даже прилично — так ведь в Белогорье сызмальства приручали из луков дичь по лесам бить: добрая треть населения охотой пропитание добывали — пашенной земли не так уж и много.

Сады и огороды в усадьбах обширные, виноградники на теплом склоне невысокой горы, с известковой стенкой — отсюда и название села, по этим белым, видным издали скалам. Они другую треть населения села кормили раньше — известь полсела жгла, да возами гнали в Плонск и Краков, неплохой доход получая, пока паны Сартский с Завойским блокаду не установили, надеясь измором взять свободолюбивых крестьян.

Да еще не очень обширные пашни, пастбища и сенокосы — кожевенным делом и ремеслами местные крестьяне очень даже славились, и на том последняя треть селян пропитание имела.

Хотя с изделиями тех же плонских, не говоря о краковских, мастеров с местными совсем не сравнить. Все же город есть город, и тамошний люд только работой своею кормится, уже начало профессионального разделения труда — первые артели и цеха мастеровых появляются.

— Зато «госзаказ» многих обеспечил, и с него десятину мне выплатят, — пробурчал довольным котом Андрей, разглядывая привезенное оружие.

Дешевенькое, но местные кузнецы такого не ковали, железа мало, все привозное. Мечишки худые, зато секиры добрые, кинжалы тоже неплохие, боевые топоры есть, только на длинные топорища насадить нужно.

— На шестом возу железо для кузниц, — тихо сказал купец, а Никитин на него задумчиво посмотрел. Как ни крути, но кто-то очень знающий о нуждах ордена мог такой обоз подготовить. И потратиться щедро — двести злотых так дать, и еще на столько же всякого добра.

Купец взгляд выдержал, стойко и прямо. Слишком честно, чтобы в это можно было поверить. Знал хорошо Нойман положение дел, хоть с дальней поездки вернулся. Нет, не купец он, а тайный соглядатай. Недаром и обоз поведет в Словакию, тут к бабке не ходи гадать — тертый мужик, в семи кипятках вываренный, в соли вывалянный.

— В седьмом возу пять боевых попон с конскими личинами, — тихо произнес купец и показал на воз, что охранялся скучающим воином в полном боевом облачении. И добавил еще тише:

— Там еще два мешка серебра на сто злотых в каждом. И одно мне нужно вам поведать от себя: плонские горожане просят орден не забывать их и доставлять в город известь. Ведь взять ее негде. И просят принять в дар от них пятьдесят золотых. Арабскими динарами…

Купец засунул руку за пазуху и извлек маленький кожаный мешочек на коротком шнурке. Тот тихо, но впечатляюще звякнул — весомый вклад. Фарт, как говорится, попер. За день получил от доброхотов чуть ли не на полтысячи злотых деньгами и всяким добром. Вот только собственную жизнь ему в заклад проставить пришлось. Но то будет понятно любому, даже последнему идиоту — бесплатный и вкусный сыр только в мышеловках…

— Ваша светлость! Вам послание от пана Сартского. Нарочный доставил на нашу заставу и вручил его брату Стефану.

Запыхавшийся отец Павел держал в руках свиток, перетянутый шнурком с печатью. Нойман понятливо наклонил голову и направился к своим возницам. Быстро так пошел, словно не имел ни малейшего интереса узнать содержимое послания.

В другое время Андрей бы и не заметил, но сейчас сделал в памяти зарубку: «Ох, и не прост купец, как пытается казаться!»

— Пан Сартский соизволит прибыть сюда через две недели, чтобы в личной встрече принести извинения и…

— Наметить перспективы дальнейшего взаимодействия. А заодно прибудет и его подручный, пан Завойский, дабы принести извинения по поводу инцидента в Притуле и соответствующие дары, чтобы между нами царили добрососедские отношения, мир и согласие.

— Цветасто ты говоришь, ваша светлость! — восхитился отец Павел и не удержался, поддел: — Заковыристо. Тебе бы это послание написать, да только латынью не владеешь, неуч. Учу я тебя, учу — результата пока не вижу.

— Не все так худо, определенные подвижки произошли. По крайней мере, читаю быстро. И молитвы заучил…

— Только не ведаешь, о чем там речь идет! Ну да ладно. Зато отговорка есть перед нунцием, что чуточку припозднимся с выходом.

— Дней пять выиграем?

— Неделю, а то и больше. Тебе же с паном Сартским разговоры два дня вести надо, не меньше. Пир совместный опять же.

— И охота. Как полагается!

— То для мирян. А ты лицо духовное сейчас, майор целый и даже целибат соблюдаешь!

— Шел бы ты сейчас подальше от меня, отче. А то не посмотрю, что ты годами меня старше, да как врежу тебе за ту подставу с благословением! Как духовное лицо духовному! Ибо если я аббат этого прихода, то ты у меня келарь. Не мог прямо мне подсказать, что говорить: «Мол, грешен я! Братья, встаньте!» А ты, щучий сын!

Андрей задохнулся от негодования. Но, увидев нарочитую смиренность отца Павла, что хитро ухмылялся в бороду, сдержал порыв и, не выдержав, прыснул, а потом громко рассмеялся.

— А ты устав блюди, брат-командор! А для того читай почаще!

— Не подкалывай! Я ж там даже буквы разобрать не могу.

— Зато сейчас я тебе другую новость скажу не менее приятную. Дабы тяжесть с твоей души снять.

— Это какую?

— Сюда купец Заволя жалует. Сильно торопится, часа через три прибудет. На трех возах. Все привез, и даже больше того. Хвалится, что на триста верст в округе ни одного тисового бруска найти невозможно. Теперь только до следующего года ждать нужно — без охотничьих луков ты всю округу оставил, брат-командор. И еще с тремя лишними злотыми придется расстаться, ведь успел, стервец! — Однако на последнем слове в голосе старого рыцаря не было осуждения, а лишь одно восхищение.

— Еще половинку добавить придется и семь десятков сверху. Так что держи, ты у нас келарь, — Андрей бросил кошелек с арабским золотом неожиданно, прямо в лицо, надеясь поймать священника врасплох. Но старик проявил изумительную реакцию, поймав его двумя пальцами.

— Серебро на две сотни в повозке, забери в казну, раз ею сам и ведаешь. Да, вот еще — к встрече этих панов надо хорошо приготовиться, вина купить, что ли, а то нехорошо их кислятиной потчевать. Хотя бы я их сталью накормил досыта! — Андрей зло сплюнул под ноги.

— Чую одним местом, что неспроста эти вороны, падальщики местные, сюда прилететь хотят!

— Все же он не оставит нас в покое, хоть и всячески демонстрировал свое миролюбие.

Отец Павел, не в обычной для него сутане, а в прекрасном рыцарском доспехе с золотою насечкой, чуть отставив в сторону искалеченную ногу, сидел на прогретом осенними лучами солнца большом камне.

Старый крестоносец, отправившись в этот самоубийственный поход, словно скинул со своих плеч четверть века — настолько он преобразился и стал энергичным, прямо какой-то перпетуум-мобиле с седой бородой.

— Но я ему простил если не все, то многое — за цепь гроссмейстера, что поляк вернул нам.