Брак по-американски - Анна Левина

— Ты что, с ума сошёл, Гарик, к какой колдунье?

— Обыкновенной. Она колдует по фотографии. Я принёс ей твою, и она сделала специальный обряд, чтобы ты ко мне вернулась. И ещё она сказала, что я должен всё время об этом думать, представлять себе, как ты со мной разговариваешь, пытаться мысленно тебе что-то объяснить, внушить. Я всё делал. Я ложился в постель и через расстояние передавал тебе свои мысли с просьбой о прощении. И, видишь, сработало, ты со мной.

Когда я себе представила, что над моей фотографией совершали колдовские обряды, мне стало не по себе. Но Гарик сидел такой жалкий, такой несчастный, худой, гладил мои руки, целовал их и всё говорил и говорил.

Незаметно прошло два часа. Меня бил озноб, я никак не могла согреться, еле сдерживаясь, чтобы не зарыдать.

— Твои строчки о том, что я в книгах читал одно, а жил по-другому, я читал и перечитывал тысячу раз. Я понял. Я жил неправильно. Но я не хочу больше, как мальчишка, бегать на свидания, — сказал Гарик, — я люблю тебя и хочу быть только с тобой, каждый день, каждую минуту. Я хочу жениться на тебе и жить как все нормальные люди. Я всегда чувствовал какую-то неполноценность от того, что у всех есть или даже была семья, а я никогда не знал, что это такое.

От неожиданности я не могла собраться с мыслями и была в шоке:

— Я не могу ничего тебе сейчас сказать, я должна прийти в себя.

— Хорошо, думай, я буду ждать тебя всю жизнь! — горячо ответил Гарик.

По дороге домой Гарик, как прежде, держал меня за руку. Мы оба измученно молчали.

У дома я повернулась к Гарику попрощаться, но он обнял меня и поцеловал так нежно, что ноги мои отнялись, и я не могла пошевелиться. С трудом придя в чувство, я заставила себя выйти из машины. Гарик тоже вышел и смотрел мне вслед до последней минуты, пока я не ушла.

Похоже, у меня будет новый папочка! Гарик позвал маму замуж, и она уже потеряла покой и сон. Говорит только об этом, а если не говорит, то думает, потому что ходит с отсутствующим лицами всё теряет.

Я не понимаю, кому в их возрасте нужны эти церемонии? Хочется — живите, но замуж-то зачем?

Но бабушка, первая советчица, вновь заявила, что если мама будет жить просто так, без записи, то тем самым она будет подавать плохой пример мне. При чём тут я? Мне не нужны никакие примеры! У меня своя жизнь, и я буду жить по-своему. Но для мамы бабушка была и есть первый авторитет. Удивительно! Человеку за сорок, а маму слушается, как будто ей четыре!

За свою жизнь моя мама, кажется, только раз сделала что-то без разрешения — вышла замуж за моего биологического папу. «И вот — результат!» — говорит с иронией мама и тут же меня целует. А что я? Я — ничего! Пусть женятся! Отдам свою спальню, перееду в гостиную.

Одно мне только не нравится. По-моему, у нашего Гарика не все дома. Он явно с приветом! Как мама этого не хочет понять, я не знаю! Ну что ж, поживём — увидим!

Гарик больше не беседовал с автоответчиком. Вместо этого он вновь звонил каждый вечер, и мы разговаривали до глубокой ночи. По количеству хороших слов, услышанных мной, я перещеголяла всех литературных героинь вместе взятых. Мне никогда не приходило в голову, что я такая замечательная и необыкновенная, но Гарик утверждал, что это именно так, а спорить и возражать не хотелось.

Конечно, мы не раз возвращались к обсуждению Гавайской перипетии, уж очень я была тогда напугана.

— Это больше никогда не повторится, — уверял меня Гарик. — Ведь недаром, когда я позвонил тебе в самый первый раз после ссоры, то сказал, что король умер и я люблю тебя!

— Так это был ты? — изумилась я. — Мне это даже не пришло в голову! Я решила, что кто-то ошибся номером и глупо пошутил!

— Какие шутки! Я тогда чуть не умер! У меня дико колотилось сердце, и я почувствовал такую слабость, что пришлось сесть, а то бы я просто упал. Это очень серьёзно. Тот, прежний Гарик, умер. Всё будет по-другому, по-новому.

— Гарик, я боюсь тебе верить, но мне так этого хочется!

— Знаешь, о чём я скучаю больше всего?

— О чём?

— Ты давно не называла меня Гарька!

Ну, всё, мать сломалась! Эти телефонные стриптизы Гарика сделали своё дело. Раньше она ходила как во сне, теперь всё время поёт и не отходит от зеркала. Натащила всяких кремов и мажется ими с утра до вечера.

— Мам, — успокаиваю я её, — ты и так выглядишь гораздо моложе своих лет! Этот Гарик по сравнению с тобой — старый пень!

— Не говори о нём так! — сразу хмурится мама. — Он очень хороший, а выглядит старше, потому что несчастный, одинокий! Вот я его откормлю, и он будет опять как новенький! Мы вам всем ещё покажем! — распевает она и опять — к телефону или зеркалу. В общем, дурдом! Надо срочно смываться!

После душераздирающего объяснения в ресторане мы с Гариком не виделись, только каждый день разговаривали по телефону. И всё из-за меня. Под разными предлогами я оттягивала нашу встречу с одного дня на другой. Хотя я и не сердилась и разговаривала всё мягче и нежнее, что-то меня удерживало.

Я боялась близости и чувствовала себя на краю пропасти, ещё шаг — сорвусь и полечу… Но куда? Вверх или вниз? Хотелось, как птица, не оглядываясь вверх, вверх! К солнцу, к счастью! А вдруг вниз? И сразу становилось страшно до тошноты, и в животе всё сжималось!

Наверное, Гарику тоже было не по себе. Он часто рассказывал мне о неудачных браках своих друзей, знакомых. Почему-то во всех историях, независимо от того, кто был инициатор развода, мужчины оставались обобранными и разорёнными.

— Жениться — всё равно что отдать свою жизнь в чужие руки, это страшный риск, — говорил Гарик, таким голосом, что становилось даже неудобно, будто я действительно покушалась на чью-то судьбу.

— Не нравится мне это выражение «отдать жизнь», звучит как на братской могиле. Вступая в брак, люди не отдают, а вручают свои жизни друг другу, причём взаимно! Тот, кто выходит замуж, тоже рискует, — возражала я. — А что касается разорения, то тебе совсем нечего бояться. Что у тебя «разорять»? Сам же говорил, у тебя ничего нет!

— Это, конечно, так, но всё равно очень страшно!

— Страшно? Не женись! Кто не рискует, тот не пьёт шампанского! Живи один!

— Ну что ты сердишься? Я же просто так говорю! Я хочу жениться! Что я, не такой как все? Хочу иметь семью, но с одним условием — я хочу жениться только на тебе!

— Мне нравится твоя категоричность, я подумаю! — смеялась я, радуясь, что тон беседы поменялся с трагического на лирический.

В среду Гарик был выходной и позвонил мне с утра на работу.