Освещенные аквариумы - Софи Бассиньяк

В метро, как обычно, Клер с Люси приняли за маму с дочкой. Пассажиры переводили взгляды с одной на другую, как в игре «Найди десять отличий». Люди сравнивали их носы, глаза, овал лица и — Клер в этом не сомневалась — приходили к неизбежному выводу, что ребенок очень похож на мать. У нее на этот счет существовала собственная теория, гласившая, что в этом мире правит бал внушение, тогда как подлинным мотивам остается роль второстепенной подробности, одной из равно возможных вероятностей. Потом она узнала, что в Японии это считается очевидной истиной, и обрадовалась, что есть целый народ, который поддерживает ее личные озарения.

Выходя куда-нибудь с Люси, Клер испытывала настоящую гордость. Мать великолепно одевала девочку, словно дорогую коллекционную куклу. Впрочем, слишком занятая собой, она даже не догадывалась, до какой степени шикарные одежки выделяли Люси из толпы остальных детей. Клер иногда задумывалась над тем, пришлось ли самой Луизе испытать, что это такое — стоять в одиночестве на школьном дворе в своем шелковом платье и белых носочках и разговаривать сама с собой. Она покосилась на Люси. Девочка сидела рядом с ней прямая и неподвижная, похожая, мелькнуло у Клер, на тех кошмарных детишек, которых показывают в американских фильмах ужасов: камера медленно приближается к личику девочки, показывает его крупным планом, и тогда становится ясно, что за этим застывшим взглядом, за этой едва угадывающейся улыбкой кроется нечто страшное, что ребенок одержим бесом и наделен силой и воображением, заставляющими кровь стынуть в жилах.

— Едешь с мамочкой гулять? — спросила пожилая дама, чей слабый голос едва пробивался сквозь шум вагона.

— Да, — ответила Люси. И посмотрела на Клер, ища одобрения: ничего, что я разговариваю с незнакомой тетенькой?

Но Клер одолевали другие заботы. Тип, сидящий в конце вагона, — она совершенно точно его уже видела. А ведь Париж — такой город, в котором можно прожить до старости и ни разу случайно не встретиться со знакомым. С тех пор как исчез Жан-Батист — мужчина ее жизни, — она кое-что об этом узнала, ибо он чудился ей повсюду, но каждый раз оказывалось, что она ошиблась. Она стала в упор смотреть на типа, надеясь смутить его. С тем же упорством он делал вид, что ее не замечает, чем ничуть ее не успокоил. «Мужчина не может не отреагировать на взгляд женщины, даже дурнушки», — подумала она.

Когда поезд подошел к следующей станции, она быстро схватила Люси за руку и выскочила из вагона. Тип тоже вышел. Клер стояла на платформе, словно впала в столбняк. Люси висела у нее на руке, будто приросла к ней навсегда. Тип — в черном свитере и линялых джинсах — застыл возле вывешенной на стене схемы метро, погрузившись в ее созерцание. Ехать им оставалось еще далеко, и Клер решила дождаться следующего состава, не двигаясь с места. Когда он подошел, парень за ними не последовал. Наверное, догадалась Клер, сел в другой вагон. Ехать пришлось стоя, и, покачиваясь в такт рывкам, с какими машинист вел состав, Клер вспоминала кадры из фильмов семидесятых — с Аленом Делоном или Джином Хекменом, которые переживали на экране то, что ей, к собственному изумлению, выпало переживать в действительности. Она обругала себя за то, что в прошлом месяце решила отказаться от мобильника — после того как в воскресенье на нем скопилось десять неотвеченных вызовов от Леграна, донимавшего ее за задержку со сдачей рукописи.

Потратив остаток пути на игру в «угадайку» (угадывать следовало, какого цвета окажутся сиденья на следующей станции, и Люси выиграла со счетом пять — три), подружки прибыли к месту назначения и зашагали к огромному магазину, отдел игрушек которого пользовался заслуженно высокой репутацией. Клер несколько раз обернулась, проверяя, нет ли за ними «хвоста», и наконец расслабилась посреди монументальных, воздушных на ощупь плюшевых медведей и белых пластмассовых собачек с радиоуправлением, сновавших туда-сюда по проходам. Люси, явно попавшая сюда не впервые, потащила Клер к куклам. С одной стороны тянулись полки, вызывающие в памяти будуар XVIII века, — сплошные розовые тона с серебром, зато напротив, словно специально, для контраста, выстроилось то, что больше всего походило на наглядные пособия для выпускных экзаменов в техническом лицее, готовящем парикмахеров и косметичек. «Невероятно!» — пробормотала Клер, разглядывая «головы для причесок», в свою очередь не спускавшие с покупателей обреченного взгляда выпученных глаз. Они знали, какая судьба их ожидает, стоит им попасть в руки юных особ с непомерным воображением и садистскими наклонностями, которые с наслаждением превратят их в первоклассных шлюх. Рядом с будуаром стояли стеклянные витрины, в которых в ожидании своего часа, втянув голову в плечи, покрывались пылью куклы-младенцы, одетые с таким же шиком, как Люси. Они были прекрасны, как настоящие дети. Люси, которую ее собственные клоны оставили скорее равнодушной, не сводила глаз с парикмахерского отдела. Она описывала круги вокруг небольшой куколки — не трогая ее руками, — с гнущимися руками и ногами и лицом, деформированным преждевременным лифтингом, с ненормально пухлыми губами, делающими ее похожей на аквариумную рыбку-сомика. Кукла была одета в короткий парчовый топик, открывавший пупок с пирсингом и почти не прикрывавший пышную грудь. Мини-юбка в клетку давала понять, что кукла изображает подростка, а не старую проститутку, как могло показаться на первый взгляд. Клер точно знала, что Луиза ни за что не разрешила бы своей дочери играть с этой непристойной девицей, следовательно, не имело никакого смысла, во-первых, провоцировать ее недовольство и, во-вторых, тратить 29 евро на игрушку, которую у Люси непременно конфискуют. Под предлогом выбора подарка для племянницы она увлекла Люси к витрине со скучающими младенцами, а потом ловко подвела ее к кукле со множеством аксессуаров, стоившей целое состояние. Бедняжке Хлое придется довольствоваться обыкновенной куклой — без всяких прибамбасов, не умеющей ни писать, ни какать, сделанной довольно-таки топорно и наряженной в азиатские одежки. Она уже видела, как сестра с сомнением вертит куклу в руках в надежде отыскать ценник — вдруг его забыли оторвать? — а заодно в подтверждение своим худшим подозрениям относительно стоимости подарка. Клер любила племянников, но их мать воздвигла между ними и остальным миром столь прочный барьер безопасности, что они утратили всякое любопытство ко всему, что не умещалось в поле зрения родителей. Своими непомерными похвалами, действующими не хуже наркотика, папа с мамой отучили их проявлять внимание к чему-либо постороннему. В конце концов эти в общем-то симпатичные детишки совсем перестали интересовать Клер.

Люси, обхватив коробку с куклой, затихла, все еще не веря в свое счастье и опасаясь, как бы оно не рухнуло. Неужели это правда — кошмар, который несла Клер, пойдет ее крестнице, а самая прекрасная во всем магазине кукла достанется ей? Если бы могла, она на всякий случай перестала бы дышать. Когда они подошли к кассе, улетучились последние сомнения: Клер не собиралась менять кукол местами, и игрушечное чудо осталось у Люси.

— Это самый лучший день в моей жизни! — серьезно произнесла девочка, когда они ехали на эскалаторе.

Клер предложила ей прогуляться по Люксембургскому саду, а заодно полакомиться мороженым. Совещание было назначено на двенадцать, у них еще оставалось немного времени. «Вряд ли тот, кто за мной следит, — подумала Клер, — решится выставить себя на посмешище, прячась за деревьями, значит, он будет вынужден показаться им на глаза». Впрочем, легче ей от этой мысли не стало.