Нежность августовской ночи - Татьяна Тронина

– Что ты делаешь? А как же Ася? – мрачно напомнила она.

– При чем тут Ася? Мы с тобой столько лет были вместе… Неужели ты ни о чем не жалеешь, не вспоминаешь обо мне? – Он опять поцеловал ее.

– Нет, – вырвалось у Евгении. Она оттолкнула от себя бывшего мужа.

– Нет?..

– Господи, Толик, мы с тобой разные люди, это просто не судьба…

– Нет?!

– Нет! – закричала Евгения, которой уже надоело притворяться. – Нет! Ну и что? Поехали отсюда… Мне «лейка» нужна! Сколько можно тебя просить…

– Ах, ты о «лейке» своей все время думала… На меня тебе наплевать! – дрожащим голосом проговорил Толик и отступил назад, разглядывая бывшую жену с ног до головы. – Лицемерка… Чудовище!

– Ну что ты как ребенок, как подросток себя ведешь… Любит – не любит, вспоминает – не вспоминает… Ты мужик или кто? Сделай, что обещал, и точка! – с ожесточением отчеканила Евгения.

– А ты – женщина? Кто ты? Ты истеричка. Стерва, хамка, скандалистка!

– Я? Да это ты истерик! – возмутилась она. – Послушай, Толик, так себя взрослые люди не ведут… Ты хороший, но…

– А я еще всю душу перед тобой вывернул, о мечте своей рассказал! – не слыша ее, схватился за голову бывший муж. – Я с ней как с человеком, а она…

– Ты же не видишь других людей! Ты не слышишь их! Ты только о себе… ты не способен думать об окружающих!

– Я? Я, который придумал клуб одиноких сердец? Я думаю о людях! – заорал Толик.

На стене метались их черные тени – комичный и страшный эффект.

– Неправда, – затрясла головой Евгения. – Ты не о людях думаешь. Ты думаешь о том, как они будут тебе благодарны. Ты хочешь, чтобы о тебе все говорили. Чтобы тебя уважали…

– Да! Я хочу помочь людям! Я делом занимаюсь, а ты – какой-то ерундой… Фотография! – Толика опять трясло, теперь уже от ненависти. – Что такое твоя фотография? Это всего лишь отражение жизни… Не жизнь, а ее от-ра-жение! Нет занятия более бесполезного, пустого и ненужного – чем фотография…

– Да ты же мне завидуешь, – упрямо возразила Евгения. – Ты когда-нибудь анализировал свою жизнь, свое поведение, мотивы своих поступков? Ты, Толик, мне всегда завидовал – что я делом занимаюсь, что у меня есть дар – творить, а у тебя нет ничего… Ты даже денег не можешь заработать – без помощи своей мамочки!

На Толика после этих слов страшно было смотреть.

Евгения уже жалела о том, что опять сорвалась, опять проявила несдержанность.

Он вдруг подскочил, потащил ее в распахнутые двери старого дома – туда, в черноту, пропитанную подвальным, сырым запахом. Евгения попыталась вырваться – бесполезно.

– Я тебя убью… вот прямо сейчас… – бормотал Толик бессвязным голосом. – Ты мне всю жизнь испортила… Ведьма!

Его руки были у нее на шее, Евгения задыхалась. Она вдруг ясно поняла – Толик действительно хочет ее убить. Она сама довела его до такого состояния. Она сама…

– Прости… – едва слышно выдохнула она.

Толик сразу же ослабил хватку, отпустил Евгению. Здесь, в темном подъезде (лишь немного света от прожекторов пробивалось через распахнутую дверь), были едва различимы контуры лестницы, дверей, какой-то рухляди… Евгения не видела лица Толика. Чего ждать от бывшего мужа? Он успокоился? Он пришел в себя?..

– Еще не хватало… еще не хватало руки о тебя марать, – с отвращением произнес Толик. – Мало ты мне жизнь портила… Я не стану тебя убивать. Я еще поживу на свободе, успею много чего хорошего сделать… помочь людям…

– Как помочь? Построить клуб? – Евгения, хоть и зареклась уже с ним спорить, все же молчать не умела. – Разве это помощь? Да и нужна ли помощь этим дуракам, которые придут в твой клуб пиво пить и музыку слушать?.. Одинокие они… Не понимают их… Сами бы попробовали кого понять! В волонтеры шли бы! Старикам, больным помогать! – Евгения попятилась к выходу, спотыкаясь о кирпичи. – Боже, Толик, ты же меня так и не понял… Ты меня – сделал счастливой? Меня, одну? А хочешь осчастливить тысячи бездельников, да еще таким способом… запихнув их скопом в какой-то клуб…

Выскочила вон из старого дома, побежала через дорогу к набережной.

Толик догнал ее, больно схватил за локоть, развернул.

– Я так и думал, – презрительно произнес он. – Ты все об одном и том же, Евгеника. Ты меня достала этим вечным желанием доказать, что ты умная, а я дурак. Что ты гений, а я бездарность… Надоело! Я реально дело делаю, а ты… ты клепаешь фотографии. И этим все сказано! Да, вот еще что… Я тебе не отдам твою «лейку». Хотел, а теперь не отдам. Все, прощай. И не обманывай людей… Я у нее ребенка отнял, видите ли. Не стыдно, а, посторонним мужчинам голову морочить? Аферистка.

Евгения вытерла слезы.

– Что? – всхлипывая, спросила она. – Откуда… откуда ты знаешь?

– Оттуда! – уже веселым, издевательским голосом крикнул Толик, шагая к своей машине. – Тот мужик – Глеб – был у меня вчера. И я ему все рассказал, все-о-о…

– Что ты ему рассказал?..

– Правду! Что ты стерва и обманщица. Ребенка какого-то приплела… Господи, какое счастье! – закричал Толик, запрокинув лицо к ночному небу. – Какое счастье, что нас с этой женщиной ничего не связывает! Господи, спасибо тебе!

Он сел в машину, хлопнул дверцей и уехал.

Евгения осталась на набережной одна. Впереди сиял разноцветными огнями центр города. В ночном воздухе была разлита какая-то безмятежная лень. В такой вечер нельзя быть одной. Такие вечера – для поцелуев и нежных слов. Для любви…

Одиночество.

Раньше Евгения не ощущала его совершенно. Она была одинока, но нисколько не страдала от этого. Ей никто не требовался. Ей и сейчас не был нужен какой-то абстрактный мужчина рядом… Ей необходим только… Глеб. Она одинока, потому что рядом нет Глеба. Она едва знала его, но инстинктивно, как и всякая женщина, чувствовала – именно с этим мужчиной она могла быть счастлива.

Вот если бы он оказался сейчас рядом!

Но после всего того, что она натворила, после того, как Толик поговорил с ним, – наверное, бесполезно даже мечтать о Глебе. Он теперь считает ее, Евгению, аферисткой и лгуньей.

Объяснить ему все? Как? Бумажку с телефоном она порвала собственноручно… да к тому же Глеб женат… и дети у него наверняка тоже есть.

Нет-нет, бесполезно о нем вспоминать. Евгения улыбнулась, затрясла головой, отгоняя от себя наваждение.

Кстати, о детях.

Толик стал называть жену Евгеникой после того, как однажды, в самом начале супружеской жизни, ей приснилось, будто она беременна и ребенок шевелится в ней. Потом она рожает – тяжело, но как-то не мучительно, словно процесс родов – вещь естественная и нормальная. Потом кормит – молоко течет у нее из сосков…

Евгения проснулась и немедленно рассказала этот сон мужу. Она ничего не умела держать в себе долго, о чем думала – о том и говорила. Но подобной реакции от Толика она никак не ожидала.