Лужайки, где пляшут скворечники - Владислав Крапивин

— Да, она врет! Не отдавайте Кирилку!

Толстое теткино лицо перекосилось… Нет, не перекосилось, а как бы раздвоилось.

Однажды со знакомой девочкой из кружка (я о ней уже упоминал) мы в темной комнате печатали снимки с нашего клубного праздника. Один раз мы нечаянно сдвинули фотобумагу под кадром с гостями-зрителями, и проявилось двойное изображение. Среди гостей, впереди всех, сидела полная женщина. Кажется, инспекторша какая-то. И вот ее двойное лицо… оно просто перепугало меня! Нос разъехался, одна улыбка — на горле, а во второй улыбке, в зубах, — блестящий круглый глаз. Было в этом что-то как из сказки о вампирах. И девочка тоже сказала: «Какая жуть!» Я скомкал и бросил в урну мокрую фотокарточку.

…И вот сейчас, у этой тетки, лицо так же расползлось. И проступил сквозь него то ли череп, то ли… даже не знаю что. Но я знал другое: никакой она не врач! Я догадался, к т о э т о…

Но еще раньше догадалась Веранда. Она села. Быстро, но ласково притянула к себе Кирилку, положила его голову на колени.

— Немедленно отдай мальчика! — взбеленилась тетка. — Он не твой!

— А чей? Твой, что ли? Евсей Фёдорыч! — заголосила эта фальшивая врачиха. — Идите сюда! Надо забрать больного!

Из кабины выбрался квадратный дядька в форменной фуражке и черной фуфайке. Видимо, шофер. Тяжело зашагал к нам, растопырив руки. Но мы встали у него на пути. Плечом к плечу. Даже коричневый малыш Локки с тощей, как у цыпленка, ребристой грудью. Даже смирная конопатая Аленка. А Коптилка схватил за шею жирафа Алика замахнулся им, как палицей. Это остановило шофера Евсея Федорыча. Он затоптался кирзовыми сапогами. Неуверенно сказал:

— Хулиганы…

— Мальчик умрет! — злорадно заявила тетка. — Это я вам га-ран-тирую!

— Фиг тебе, ведьма могильная, — сквозь зубы сказала Веранда. Она приподняла Кирилкину голову и… запела колыбельную:

Раньше мы не слыхали ни разу, как она поет. И теперь… не знаю, хорошо ли она пела. По-моему, негромко. Но все замерли. И мы, и тетка с шофером.

И мы увидели луну. Над березами, по ту сторону тракта. Было еще светло, макушки деревьев золотились в вечерних лучах, но большая розовая луна виднелась отчетливо. Она и правда улыбалась. Вы скажете — подумаешь, луна! Но для нас-то она была впервые!

До той поры мы видели над Дорогой много всяких ночных светил: и сказочные рогатые месяцы (даже с носом и глазами), и большие планеты с кольцами, как у Сатурна; и шаровые скопления серебряных звезд, и белые луны с циферблатами и стрелками; и висящие в темной высоте желтые окна… А это была настоящая луна, с земного неба! Родная такая…

Тетка тоже оглянулась на луну. И ее, тетку, передернуло, она стала усыхать. Съежилась и трусцой побежала к машине. Шофер — за ней. Вскочили в фургон. Он взвыл, затрясся, выплюнул синий дым и укатил.

Мы постояли еще секунд пять или десять. Глазами попрощались с луной. Может, навсегда. Потому что сейчас улетим. И Голован опять сказал:

— Готовим корабль! Быстро!

А Веранда тихо отозвалась из травы.

— Не надо. Уже всё…

Что «всё»?! Мир дохнул на меня кладбищем. Зажать уши и провалиться в Ничто!

— Всё уже, — устало повторила Веранда. — Он спит. Кончилась болезнь, лоб холодный.

Я понял, что сейчас зареву. Ну и… если не можешь удержаться, что делать? Быстро ушел за березы. Потом глянул сквозь мокрые ресницы: рядом всхлипывает Минька. А неподалеку стоял Коптилка, что-то шептал Алику и гладил его полосатую шею. Наверно, просил прощенья…

3

Наутро Кирилка был совсем здоров. Он даже требовал, чтобы мы разрешили ему нести рюкзак. Но это уж «дудки вам, молодой человек», как сказала Веранда.

Дорога была все та же — мощеный тракт с травянистыми кюветами и высокими березами по сторонам.

Сквозь березы брызгало горячими огоньками солнце. Каждому — в правую щеку.

Мы шли по обочине. Никто нас не догонял, никто не встречался. Потом влево от тракта отошел за березы, в луга, проселок. Вдали виднелись крыши, трубы, высокий ветряк и башня ретранслятора.

И Веранда сказала — просто, будто мы из недальнего турпохода идём:

— Ну ладно, ребята, я сворачиваю. Вон там поселок мой, Сопёлкино…

— Как?.. Какое Сопёлкино? — выговорил Голован. А мы, остальные, открыли рты.

— Ну, какое… Мое. Кто-то же должен вернуться первым. Так вышло, что я…

— Постой! А башмаки? — вспомнил Кирилка.

— А чего башмаки? Вот… — она дернула ногой. На ступнях была ржавая труха. У нас, кстати, тоже.

— Но ведь есть еще по две пары в рюкзаках! — Это опять Кирилка. Он, кажется, никак не хотел расставаться с Верандой.

Она скинула рюкзак и вытряхнула из него всё в кювет. Да никакое не «всё» — там опять же была одна ржавчина.

— Алена, возьми сумку. Будешь теперь походный врач…

И Аленка молча взяла сумку.

— Ну, пока, — сказала сразу всем Веранда. Длинная, в обвисшем платье с полинялым цветастым узором. Обвела нас синими глазами. — Не сердитесь на меня, ладно?

Мы стояли как замороженные. Неужели она правда сейчас уйдет?

А она повернулась и пошла по проселку. И остановилась. Шагнула к нам опять.

— Коптилка… Валера… Я хочу перед тобой извиниться.

— За что? — сипло удивился он.

— Там, на планетках, я несколько раз… украдывала… брала без спросу твоего Алика. Это нехорошо, я знаю. Но очень хотелось поиграть. Ты не сердись…

— Я… не… — выдохнул Коптилка.

Веранда неловко махнула над плечом ладошкой и опять пошла от нас.

Коптилка стремительно догнал ее.

— Вот… На! — и сунул ей в руки жирафа.

— Да ты что!

— Бери, я говорю!.. Потому что… Ну, бери, ют и все! Я кому сказал!.. — Он даже топнул ногой, с которой посыпались остатки ржавчины.

— Бери! Бери! — закричали мы наперебой.

И Веранда взяла Алика. Прижала к груди. Улыбалась и смотрела на нас. А мы — на нее. Потом пространство сдвинулось, проселок и Веранду закрыли кусты. Мощеный тракт превратился в асфальтовое шоссе. Вместо берез — бетонные заборы и кучи мусора.

Мы снова не удивились, только грустно стало. Вот и сделалось нас меньше на одного. Коптилка стоял совсем понурый. Я подумал: «Наверно, ему все-таки очень жаль Алика». Он будто услыхал мою мысль. Глянул из-за плеча, встряхнулся: