Женщина в "Восточном экспрессе" - Люси Эшфорд

Когда пришло время отъезжать, арабы погрузили свою походную кухню на спины верблюдов и исчезли за гребнем песчаной дюны.

– Кочевники-бедуины, – пояснила Кэтрин. – Вы их еще увидите, когда приедете на раскопки. – Она повернулась к Нэнси, сидящей через проход. – Вы ведь тоже приедете к нам?

– Ну я… – Нэнси нерешительно переводила взгляд с Кэтрин на Агату, словно спрашивая разрешения.

– Можем поехать вместе, – предложила Агата. – А далеко это от Багдада?

– Прилично – около двенадцати часов поездом, зато по пути можно осматривать разные интересные места. Например, можно остановиться на день в Кербеле или Ухайдире. Мы разместим вас в пристройке, вам понравится. Мальчики будут в восторге!

– Звучит заманчиво… Вы очень добры!

Крик в передней части автобуса заставил всех вздрогнуть. Водитель неожиданно свернул влево, и вскоре они увидели причину: посреди колеи стоял грузовик, из окон торчали ружейные дула.

– Бандиты! – прошипела Кэтрин. – Не волнуйтесь, они за нами не поедут – ждут проходящих караванов.

– Тех кочевников, что готовили нам завтрак? – нахмурилась Нэнси.

– Нет, те уже далеко. Будут другие – купцы, возвращающиеся из Дамаска, вот кого они ждут.

После нескольких миль тряски на ухабах автобус снова вернулся на колею. Около десяти утра Агата заметила на горизонте купол и минареты, мерцающие в жарком воздухе пустыни.

– Это Фаллуджа, – пояснила Кэтрин. – Сейчас увидите Евфрат.

На въезде в город пришлось ехать по мосту, сделанному из лодок. Автобус угрожающе раскачивался, и Агата ощутила приступ тошноты; к счастью, на твердой земле недомогание быстро прошло. Затем потянулись пальмовые рощи, и вскоре слева показались золотые купола еще одной, более крупной мечети; Кэтрин сказала, что это Кадимия.

– Скоро подъедем к Тигру, – пообещала она. – До Багдада всего несколько миль.

Наконец-то выехали на приличную дорогу с рядами пальм по обеим сторонам. В лужах воды бродили стада буйволов. Неожиданно рядом выросли дома и сады, полные цветов. Агата приметила теннисные корты, на которых прыгали молодые люди европейского вида.

– Добро пожаловать на территорию мемсаиб, – усмехнулась Кэтрин. – Это Альвия, модный пригород. На вашем месте я бы его избегала.

Мало-помалу теннисные корты и опрятные сады уступили место трущобам. Хибары, сложенные из бензиновых канистр, окружали широкое огороженное пастбище, полное буйволов. В салон проник запах навоза, и все зажали носы.

– Город Буйволов. – Кэтрин указала на пару женщин, шлепающих в грязи; улыбаясь, они бросали корм в лохань. – Похоже на трущобы, хотя на самом деле эти люди довольно богаты по местным меркам: буйвол стоит не меньше сотни фунтов. Видите, какие у них браслеты на ногах?

Женщины побрели назад. Действительно, на лодыжках блеснуло что-то серебряное. На руках у каждой болталась куча браслетов: цепочки из серебра, отделанные бусинками из лазурита, нефрита и янтаря.

Город Буйволов располагался на берегах реки Тигр, которую пересекал очередной мост из лодок – не такой длинный, как первый. Вскоре, въехав в Багдад, они направились к величественной мечети с куполами цвета бирюзы. Там автобус остановился, и Агата вдруг поняла, что пятидневное путешествие закончилось: она прибыла в гостиницу «Тигрис палас».

Пока водитель выгружал багаж Агаты и Нэнси, Кэтрин вышла попрощаться.

– Хочу дать вам пару советов на всякий случай. Когда пойдете за покупками, помните: на Ближнем Востоке все не так, как кажется. Если человек яростно машет на вас, то на самом деле приглашает подойти, а если манит, то, наоборот, гонит прочь. Если хотите, чтобы вас услышали, нужно кричать – так здесь принято. Будете разговаривать обычным голосом, на вас не обратят внимания – подумают, что вы просто бормочете себе под нос.

– А вы где будете жить? – спросила Нэнси.

– На другом конце города, в гостевом доме. Леонард не любит тратиться на жилье. – Кэтрин драматически закатила глаза. – Прошу прощения: звучит, пожалуй, слишком осуждающе.

Она помедлила – лишь на секунду.

– Кстати, мы завтра венчаемся. Я и Леонард то есть. Придете?

Багдад

Интересно, проживает ли здесь еще кто-нибудь, думала Нэнси, проходя мимо пустынного холла гостиницы «Тигрис палас». Чай подавали в прохладном внутреннем дворике; прислуживал официант в униформе, вполне годящейся для фешенебельного отеля.

– Почему же она не сказала нам раньше? – продолжила разговор Нэнси, раскладывая на коленях салфетку.

– Не хотела лишней суеты? – предположила Агата, пока официант наливал чай. – Все-таки второй брак.

– Все равно могла бы упомянуть. Может, сомневается?

– Наверное, обдумывала во время путешествия, пыталась определиться…

– У меня такое было наутро после того, как Феликс сделал предложение. – Нэнси потянулась за сэндвичем. – Я рассказала отцу – тот был в восторге, – а сама смотрела в окно на проклюнувшиеся почки и думала о том, что замужество похоже на эти листики, такие нежные, бледные… не знаю, незащищенные, что ли… Вот они распустятся, и все – назад дороги нет. А вдруг гроза или мороз?

– Вы хорошо знали Феликса?

– Не особенно. Видела его несколько раз в гостях под Рождество. А потом он пришел на костюмированную вечеринку, которую устроила моя одноклассница. Когда я приехала, все уже изрядно напились. Феликс был в костюме Зорро – вылитый Дуглас Фэрбенкс[30] в красном плаще и черной шляпе. Позже я узнала, что до моего приезда он успел сделать предложение нескольким девушкам. – Нэнси покачала головой. – Думаю, он все отменил бы, но отец поместил объявление в «Таймс», отступать было некуда, и через полтора месяца мы поженились.

Агата взяла чайник и долила чаю Нэнси, потом себе.

– Брак – всегда прыжок в неизвестность, даже если знаешь человека вдоль и поперек. Иногда получается. И все же я сомневаюсь, что на свете много по-настоящему счастливых браков.

Нэнси наблюдала за бабочкой – красные, белые и черные полосы, словно флаг – на стене над головой Агаты.

– Помните, в поезде вы упомянули, что ваш муж был влюблен в другую? Он ее бросил?

Агата уставилась в свою чашку.

– Он… Мы… мы больше не вместе.

– Ох, простите! Не следовало спрашивать.

Агата протяжно вздохнула.

– Мне очень тяжело об этом говорить, даже сейчас. Стыдно признаться, но я намекнула Кэтрин, что мужа убили на войне.