Женщина в "Восточном экспрессе" - Люси Эшфорд

– Что ж, вас можно понять. И потом, судя по вашим рассказам той ночью, вашей вины тут совсем нет, – заключила Нэнси, откусывая сэндвич.

– Беда в том, что люди всегда назначают виноватой женщину – значит, плохо старалась. А если есть ребенок, то вообще, считай, пропала в глазах общества.

Почему-то сэндвич во рту превратился в опилки. Что она скажет своему малышу, когда тот подрастет и поймет, что папа не выполнил обещания?

«Просто подожди пару-тройку месяцев, не высовывайся…»

И вот она здесь, в чужом городе, на другом конце света, зависит от женщины, которую едва знает и которая наверняка содрогнется в отвращении, когда правда выйдет наружу… Как, ради всего святого, продержаться несколько недель – не говоря уж о месяцах?

* * *

На следующее утро Агата проснулась рано и не сразу вспомнила, где находится. Вчера она рухнула в постель около шести вечера и проспала добрых двенадцать часов.

Какое-то время Агата лежала неподвижно, впервые за неделю наслаждаясь роскошью настоящей постели, затем встала и подошла к окну, выходящему на маленький балкон. Внизу пролегала улица Аль-Рашид – главная транспортная артерия города, полная народу. Почти все прохожие были в национальном одеянии, хотя изредка попадались и европейские костюмы. Большинство шло пешком, некоторые ехали на повозках, запряженных мулами или лошадьми. Мимо протарахтел древнего вида автобус, который тянула упряжка мулов, со спиральной лесенкой в задней части и кучей народу сверху. Видимо, так выглядит утренний час пик.

В тени навеса через дорогу мужчина в тюрбане продавал еду на самодельном прилавке. Позади него еще один подбрасывал на решетке ломти чего-то похожего на баклажаны, пока третий укладывал в лепешки салат и поливал каким-то белым соусом. У прилавка в ожидании толпились арабы, болтали и сплевывали на тротуар. Запах поднимался вверх, и Агата вдруг поняла, что ужасно проголодалась.

Они с Нэнси условились встретиться за завтраком в половине девятого. Свадьба была намечена на десять, а потом каждая отправлялась по своим делам: Агата – на поиски жилья, Нэнси – в британское консульство, узнавать, что же случилось с кузиной.

Интересно, как себя чувствует Кэтрин в утро венчания? Сама Агата испытывала смешанные чувства: чужая свадьба – болезненное напоминание, которого она так стремилась избежать. Через три дня свадьба Арчи…

Отбросив ненужные мысли, она занялась подбором наряда, подходящего для венчания в жару под девяносто градусов Фаренгейта. В итоге остановила выбор на платье из сиреневого шелка с отделкой из кремовых розочек у воротника, а к нему – новая соломенная шляпка-клош, купленная в «Хэрродз»[31]. Вынимая ее из картонки, Агата некстати вспомнила разговор с продавщицей, которая подробно объясняла значение разных типов ленточек.

– Последний писк моды, – объявила девушка, протягивая руку к безглазым болванкам. – Форма ленточки означает, что владелец одинок, но сердце его уже занято.

По выражению лица Агаты было видно, что номер не прошел.

– Или вот, взгляните! – Продавщица указала на сложный шелковый узел лилового оттенка. – Эта означает, что вы замужем.

Ее улыбка была встречена еще более хмурым выражением лица.

– Может, эта подойдет? – Девушка достала шляпку с пышным бантом, вишневым в белый горох. – Подразумевает, что вы свободны и заинтересованы…

– Мне бы что-нибудь попроще. – Раскрасневшаяся Агата взяла шляпку с узкой кремовой ленточкой и единственной пуговкой из перламутра. Если в ней и зашифрован тайный смысл, знать об этом совершенно не хотелось.

Воспоминания прервал резкий стук в дверь. Агата глянула на часы: чай заказан к половине восьмого, а сейчас только семь. Решив, что это Нэнси, она пошла открывать. К ее удивлению, на пороге стояла Кэтрин.

– Простите, что беспокою так рано. – Она выглядела взволнованной, гладкая кожа на лбу собралась в морщины. – У нас проблема: Макс с Майклом застряли в Бейруте – какие-то неполадки с судном, которое везло наши припасы. В общем, у нас нет свидетелей на свадьбу, и я подумала – может, вы с Нэнси окажете нам честь?

– Э-э… я… – Агата запнулась. – Надо будет расписаться в книге регистрации?

Только сейчас до нее дошла вся серьезность ситуации: ведь это означает, что ее инкогнито раскроется! Нельзя использовать фальшивое имя на брачном сертификате – это сделает его недействительным, и свадьба превратится в фарс. По сути, Кэтрин и Леонард Вулли будут жить во грехе!

– Я… я не уверена…

Какое извинение придумать?

– Вам не нужно больше притворяться. – Кэтрин шагнула вперед и положила руку ей на плечо. – Я знаю, кто вы.

Под ее пристальным взглядом Агата съежилась. Знает… Наверняка догадалась в первый же день.

Перед глазами замелькали картинки из путешествия. Сколько раз она замечала эту загадочную улыбку Моны Лизы! «А других очков у вас нет? Эти вам ну совсем не идут!» Небось всю дорогу посмеивалась про себя.

– Вы уже не в поезде… – Кэтрин перешла на мягкий шепот. – Никто не будет показывать пальцем.

Агата перевела дыхание; казалось, губы склеились между собой.

– Когда вы поняли?

– Когда увидела вас без очков. Вы спали, и я поднесла вашу книгу к лицу, сличая с фотографией на обложке. У меня и до этого возникали подозрения. Так и подмывало спросить, но не хотелось ставить вас в неловкое положение.

Агата отвернулась, качая головой.

– Глупо было надеяться, что можно сбежать. Просто…

– Не нужно ничего объяснять, я все понимаю – читала в газетах. – Пауза. – Если честно, я знаю, что это такое – когда твою жизнь выставляют на всеобщее обозрение.

– Правда?

Кэтрин кивнула.

– Я тоже была не совсем искренна. Когда я сказала, что мой муж погиб на войне, я слукавила. Это неправда: он покончил с собой через полгода после свадьбы.

– Ох, мне так жаль! Я…

Кэтрин протестующе подняла руку.

– Не надо ничего говорить. Просто поддержите меня сейчас, хорошо?

– Да, конечно!

* * *

Скромную церковь святого Георга на Хайфа-стрит заслоняли нависающие минареты мечети Абу Ханифа, и все же, когда они с Нэнси вслед за Кэтрин вошли внутрь, на Агату снизошло чувство успокоения.

– Не стоит ее посвящать – не сейчас, – посоветовала Кэтрин, уходя из отеля. – Я попрошу ее подписать первой, и она ничего не увидит.

Агате стало ужасно стыдно, когда Нэнси приветствовала ее обычным «Доброе утро, Мэри»; она почувствовала себя лицемерной притворщицей. Однако объяснять причины, по которым она решила скрыть свою настоящую фамилию и окончательно запуталась в паутине лжи, действительно было не ко времени, поэтому Агата нарочно увела разговор в сторону. Сообщив новости об их предстоящей роли на венчании, она принялась болтать об аренде дома, отвлекаясь на яйца с беконом и тосты.