Теперь ему принадлежу. Беременна от монстра - Мария Устинова

— Ну и вид…

Я протерла лицо и расправила волосы: лучше не стало. Затем повернулась боком, рассматривая живот и натянула футболку. Надеялась, что малыш немного подрос.

Когда вернулся Андрей, я была мрачной.

Он вновь занялся раной, а я разобрала покупки и занялась готовкой. Взбила молоко с яйцами, добавила зелени и обжарила грибы. Такой завтрак я готовила, когда жила с Валерой. Удивительно, как давно это было. Вспомнила и легкость, с которой жила, и удивительно оптимистичный взгляд в будущее. Я скучала по этим ощущениям — когда ничего не омрачено тревогами. Сейчас ничего не помогало расслабиться.

Когда пришел Андрей, все уже было готово.

Он медленно опустился за стол, опираясь на край руками. Измученное болью лицо стало старше из-за морщин, прорезавшихся вокруг глаз. Надо же, как боль прибавляет возраст...

— Вам хуже? — спросила я.

— Мы же договаривались на «ты», — напомнил он.

— Извини, — я натерла на омлет сыр и украсила зеленью, отобрав самые симпатичные листики петрушки. — Обезболивающее закончилось?

­— Морфин нельзя долго принимать. Это на крайний случай. А больше ничего не действует, мать его… — он отдышался от боли, без интереса глядя в тарелку, которую я поставила перед ним. — Спасибо.

Я села рядом, ковыряя омлет.

Как я поняла, несколько дней он будет отлеживаться, а ампулы бережет, если совсем станет плохо.

— Андрей, — начала я, проглотив несколько кусочков омлета, вкусного, ароматного, но аппетит пропал от волнения. — В двадцать недель мне нужно пройти обследование…

— Нет, нет, — сразу начал он возражать.

Так и знала.

— Это важно…

— Пока документы не готовы, нельзя рисковать. Я сам так тебя нашел, по твоим обращениям к врачу, — неожиданно он накрыл рукой мою ладонь. — Те, кто ждал тебя дома, тоже, Лена. Пока ты не поменяешь фамилию, нужно прятаться. Это подождет немного.

— Сколько?

— Не быстро, — признался он. — Нужно выждать, найти надежного человека. Я не могу заказать документы сейчас.

Чтобы не расплакаться от отчаяния, я прикусила губу.

Он что, будет ждать, пока я не рожу, чтобы купить документы на обоих сразу? А мне что делать?

— У меня нет шевелений, это плохо, — я взглянула на него и слез уже не скрывала, они дрожали в глазах. — А если что-то случится? Как мне быть?

— Так, встань, — Андрей поднялся, скрывая боль, но на лбу выступила испарина. — Иди сюда.

Когда я приблизилась, он накрыл живот обеими ладонями, подождал, слушая тишину.

— Ты уверена, что он должен шевелиться?

— Он уже двигался, — напомнила я. — В ванной, помните… — и поправила себя. — Помнишь?

Он обхватил живот чуть иначе, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Как будто теплом рук пытался разбудить ребенка.

— Лена, в ванной он барахтался от страха.

— Это плохо… Очень плохо, — я не знала, как объяснить. — Я лежала на сохранении, затем сильный стресс. На меня напали… потом твое ранение… Беременность могла перестать развиваться.

— Это как? Он мог умереть, это хочешь сказать?

На этих словах из глаз выкатились застывшие слезы.

Я постоянно думала об этом, но не хотела говорить вслух. Не из суеверий, мне казалось это чудовищно страшным. И даже если все в порядке сейчас, мое и ребенка будущее оставалось туманным.

— Как мне рожать? — вслух высказала я страхи. — А если внезапно отойдут воды? Если что-то с ребенком, а я об этом не узнаю? Я не смогу родить без врача.

Как он это представляет, где? Здесь, на съемной квартире с ним? Или на улице, как рожают бездомные кошки?

— Я что-нибудь придумаю.

— Андрей… — расплакалась я, и он меня обнял.

Вблизи от него пахло болезнью и спиртом. Руки дрожали, пока он гладил мне затылок. Меня от него не передергивало, но и прежней близости, того удовольствия, которое я раньше испытывала от его ласк, не было. Наоборот, было ощущение, как будто мы чужие и знакомимся заново. Скованность.

— Я договорюсь, чтобы тебя посмотрели, хорошо? Не реви. Ты права.

Андрей ладонью вытер мне слезы и ушел в комнату, а я осталась мыть посуду. Когда я заглянула в комнату, он крутил в руках телефон, задумчиво глядя в пол.

— Ты права, — повторил он. — Придется как-то рожать…

Он замолчал.

— У меня есть знакомый врач, он не специалист, — продолжил он, словно принял сложное решение. — Военный врач. Сам не хотел к нему обращаться, перетерпел бы, но видно придется. Он проконсультирует.

— Это опасно?

Я уловила нежелание Андрея с ним связываться.

— Не люблю старые контакты. Он ни с кем связан не был, по крайней мере четыре года назад. Если повезет, сможешь родить у него. Он крупно мне должен, еще со службы. Я проверю, если все хорошо, свожу тебя к нему.

— Может, обратиться без документов в обычную больницу? — предложила я. — Скажу, что потеряла паспорт…

— Там я тебе помочь не смогу. Давай оставим это на крайний случай.

Я не стала спорить, но мысленно продолжила диалог.

Ему легко говорить — он не понимает, как мне страшно. Мужики все такие. Им это просто — родишь, да и все. У меня было много путей, но каждый из них рискованный. Под своим именем рожать опасно, без паспорта — отдадут ли мне ребенка после родов или правда все равно всплывет и дело кончится вызовом полиции, а помогут ли мне там, я не уверена.

А вдруг разлучат с малышом? А если бандиты все равно выследят, а полиция не сумеет защитить? Слишком много вопросов. Надеюсь, Андрей все же успеет сделать мне паспорт.

Через несколько часов он ушел. Я уже начала привыкать быть одна.

Вернулся поздно — в девять, и с порога сказал:

— Поехали, врач тебя посмотрит и сделает УЗИ. Я тебя отвезу.

Когда мы подъехали к военному госпиталю, уже стемнело.

Андрей припарковался и достал телефон, а я рассматривала группу массивных зданий за забором. Машину он поменял, мы приехали на старом «ниссане». Я вцепилась в потертый ремень безопасности, сама не своя от нервов.

— Не волнуйся, он здесь, сейчас договорюсь, он проведет нас внутрь.

— Он не знает, что мы здесь? — заподозрила я.

Андрей покачал головой.

— В нашей ситуации заранее лучше не предупреждать.

— Ты ему не веришь?

— Я никому не верю.

Я подумала, что он похож на бездомную собаку, которую всю жизнь пинали и больше она не подходит к людям. Или на волка, который привык к одинокой жизни вдали от людей. Недоверчивый, как дикий зверь.