Китаец на дереве - Геннадий Никитич Шаталин

невольно захотелось окунуться в этот загадочный мир. Даже пытался описать жизнь своего соседа по койке Сергея Волкова из поселка Елизово Камчатской области, беседуя с ним о его жизни на Огненной Земле, где более 300 вулканов, из них 28 действующих. Но попытка не увенчалась успехом, исписав более 5-6 страниц, понял, что, не имея опыта, поддержки, да и знаний у меня мало, ничего не выйдет стать журналистом. Уже после службы в армии, как-то пришлось провожать наших сотрудниц из ресторана "Спорт" после какого-то юбилейного вечера. И вот, выйдя на Парковую улицу, я поскользнулся, упал вниз затылком, потерял сознание. Пришлось меня провожать домой, а утром придя на работу, меня отвезли в городскую больницу, так как глаза были красными и все кружилось. Оказалось сотрясение мозга, где мне прописали покой на 14 дней. Отлежавшись, я на третьи сутки попытался вырваться домой, но не тут-то было. Тогда, решил писать стихи о чудесной погоде, Две милых медсестрах окружавших меня и в шутливой форме преподнес врачу, с надеждой, что выпустит меня домой. Стихи ей понравились и, уходя, сказала.

– «Я их все-таки заберу с собой, но тебе осталось лежать еще 10 дней, так что лежи и пиши еще пока, нездоровый поэт».

6. 02.04-23.01.05

Вот он дембель!

Отслужив чуть более 1,5 года, я неожиданно получил письмо от матери. Она находилась в санатории под Хабаровском, кажется Уссурийске, после внезапной кончины ее сестры тети Шуры. Командир полка, зная мою добросовенность к службе дал отпуск на 7 дней. И вот впервые за полутора года службы, я вырвался на свободу.

Добравшись на воинском автобусе , обычно возили вахту, вскоре оказлся у Киши, недалеко от железнодорожной станции, где мимо пробегали поезда Москва-Хабаровск-Владивосток. Наконец-то какой-то остановился на моем полустанке и забравшись в вагон, как вкопанный встал в тамбуре, недоверчивая, осматривая пассажиров поезда, как бы вспоминая их лица на гражданке. Даже молодая проводница, улыбнувшись, говорит:

– «Заходи солдатик, скоро ты придешь в себя, многие на этом полустанке солдаты робко входят в вагон, не веря, что едут домой или в отпуск».

Так начался мой путь до Хабаровска , с воспоминаниями о прежней жизн до армии. До санатория доехал нормально, даже оказался там кстати. На следующий день праздник 23 февраля. Там были в основном женщины разного возраста, а я в форме, буквально свалился на их головы. Даже поседели в президиуме за столом, делился в своем выступлении об армейской жизни. Мне не давали прохода на танцах и выделели нам с мамой отдельную комнату на период моего отпуска.

Но время летело неумолимо, неделя отпуска заканчивалась, впереди моячила опять казарма, да и пустая тайга с болотами за колючей проволокой. Однако,воспоминания о проведенном отпуске, остались хорошими, даже мама повеселела, ведь она не знала, что ее письмо поможет ей встретиться со мной. Хотя этого могло и не произойти, если бы я сделал один единственный шаг.

На первом году службы, когда приехали препадаватели из Ленинградской политакадемии и приглашали учиться солдат,у которых было средне-техническое образование. Один единственный шаг, мог перечеркнуть мою жизнь, и я до сих пор сожалею. Вечно, чего-то боялся, а поезд все время уходил, оставляя меня на пероне. Но армейская жизнь протекала по-прежнему.

Спустя где-то месяц в полку появились девчата, человек 30 в возра 20-25 лет. Это был эксперимент, кажется по инициативе Хрущева. Была та мода посылать девчат в армию для службы на АТС, столовых , офицерские буфеты и других местах. Переполох был огромный, уже к лету их осталось около половины, некоторые уезжали с дембелями, даже под ручку. А возратившись из города, свободных мы вообще не застали ни одной девушки. Исчезли также внезапно, как и появились.

За три месяца до окнчания службы, нас человек 10-15 отправили с части на учебу палитработников в г.Свободный, где встретившись с другими сверстниками дальневосточного округа, постигали науку младших офицеров запаса. Здесь жизнь была более свободной, не надо зубрить технику, боевые учения. Приходилось грызть философию, педаготику, моральный кодекс, как бороться с врагом на бумаге и так далее.

Были и наряды по охране воинского городка. Стоя на посту, лобил смотреть на многоэтажки города, где вечером зажигаются все окна с первого до последнего этажа. Ходили в увольнение, но с припиской туда не ходить, там опасно или заразно.

Но и здесь время пролетело быстро. Сборы закончились, вернувшись в часть, уже, замещая старшину роты, я основательно готовился к дембелю.

И вот наступил день 12 декабря 1965 года, когда попращавшись сребятали, вновь оказался у Киши, откуда не оборачиваясь шагал к знакомому полустанку, оставляя за собой почти 2,5 года таежной жизни /не считая кратковременного отпуска и сборов/, с мечтой поступить в Уссурийский сельхоз институт, куда стремился, садясь на поезд

08.02.04-24.01.05г.

Отдохни солдатик еще

Наконец, освоившись с гражданской жизнью людей в вагоне, и закинув рюкзак на верхнюю полку общего вагона, я примостился у окна вагона. Первое время любовался прелестями дальневосточного ландшафта мелькающего за окном. Наконец-то закончилась моя затворченская жизнь, и я как вольный казак лечу в неизвестность.

Кратковременная остановка в г. Уссурийске, где я должен поступать в сельхозинститут. Однако прибыв туда, сдав документы мне сообщили, что набор закончен, но есть возможность при учебно-консультативном пункте их института в г. Южно-Сахалинске, где экзамены начнутся только с 10 января 1966 года. Вручив мне зачетку, они сказали:

– Время у тебя есть, отдохни еще солдатик!

Имея в запасе время, я не раздумывая, круто изменив маршрут, вместо Южно-Сахалинска на автобусе поехал в Чугуевку /родина А.А.Фадеева/, в это время жила моя сестра Люда, чтобы предстать перед ней, какой красавец на самом деле.

Помню, добирался очень долго, с пересадками, лишь только к вечеру оказался у ее квартиры. Постучавшись и войдя в коридор, спросил:

– Здесь проживает товарищ Майор Авдеев?

– Да, здесь, проходите, садитесь, сейчас он подойдет, – последовал ответ и, дав мне какой-то журнал, чтобы не скучал, продолжала стирать белье на машинке. Она несколько раз проходила меня, уже надоело, держа пролистанный журнал, и когда в очередной раз проходила с бельем мимо меня, я не выдержал:

– «Так меня встречает, сестренка!». На что она, растерявшись, обрушила бельё на мои руки, обнимая и чуть не плача:

–«А ведь я тебя приняла за посыльного моего мужа».

Мой эффект – неожиданность, опять удался. Спрашивая ее, спустя многие годы о встрече в Чугуевке, она не признается. Но я не сержусь на ее девичью