Что сказал бы Генри Миллер... - Дэвид Гилмор

Беседовали Ребекка и Джеси недолго. Когда я прокрался в гостиную (только чтобы стереть пыль) и посмотрел, чем они там заняты, глазам моим предстало странное зрелище. Джеси сидел на плетеном стуле так, будто испытывал физическое неудобство, будто пристроился на неудобном сиденье в автобусе, а ниже его, на тротуаре, оживленная Ребекка (теперь казалось, что она одета, как паучиха «черная вдова») щебетала с группой проходивших мимо подростков в возрасте Джеси. Держала она себя с изяществом и легкостью, по ее виду никак нельзя было сказать, что она только что рассталась с близким человеком, и мне показалось, что в ее облике что-то предвещает опасность. Джеси, наверное, чувствовал то же самое, — и это было ощущение, от которого он явно устал. Я поймал себя на мысли о том, что сын, должно быть, в чем-то рассудительнее меня. Я бы, наверное, никогда не решился бросить такую сногсшибательную подружку — просто из-за дурманящего голову удовольствия быть бойфрендом девушки, гораздо более обворожительной, чем подружки всех остальных парней. Я знаю, что это мелочная, отвратительная, жалкая позиция. Все это я прекрасно знаю.

Скоро у крыльца уже роилась целая туча молодых ребят. Ребекка ушла. Я позвал Джеси в дом, закрыл входную дверь и сказал ему:

— Следи за тем, о чем говоришь с этими парнями, договорились?

Он был очень бледен. Я чувствовал, что сын сильно возбужден.

— Знаешь, что она мне сказала? Она заявила: «Ты меня больше никогда не увидишь».

Я не стал это обсуждать.

— Бог с ним. Ты мне все-таки пообещай, что будешь следить за своими словами.

— Да, да, конечно, — быстро сказал Джеси, но по тому, как он это произнес, я понял, что он уже наговорил много лишнего.

У НАС ПРОХОДИЛ СЕМЕЙНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ ФИЛЬМОВ УЖАСОВ. Вспоминая об этом теперь, я думаю, что тогда это был не лучший выбор — на самом деле Джеси, наверное, был более уязвим, чем хотел казаться, — но я пытался дать сыну нечто большее, чем дает обычный, случайный, спонтанный, горький самоанализ, который бередит душу после менее захватывающих картин.

Я начал с фильма «Ребенок Розмари» — готического кошмара о жительнице Нью-Йорка (Миа Фэрроу), забеременевшей от дьявола.

— Обрати внимание на знаменитую сцену со старухой (Рут Гордон), которая говорит по телефону, — сказал я Джеси. — С кем она говорит? Но — самое главное — посмотри, как снята эта сцена. Старуху наполовину закрывает дверь. Почему же мы всю ее не видим? Что, режиссер Роман Полански ошибся или сделал это сознательно, рассчитывая на какой-то особый эффект?

Я рассказал сыну о непростой жизни Поланского: смерти его матери в Освенциме, когда он был еще совсем маленьким; женитьбе на Шарон Тейт, которая ждала ребенка, когда ее убили бандиты Чарльза Мэнсона; его поспешном бегстве на самолете из Соединенных Штатов после обвинения в изнасиловании тринадцатилетней девочки.

— А сам ты как считаешь, — посмотрел на меня Джеси, — надо сажать в тюрьму за изнасилование тринадцатилетней девочки?

— Да.

— А тебе не кажется, что это зависит от самой девочки? Я знаю таких девочек, которые в этом возрасте уже гораздо опытнее, чем я.

— Это не имеет значения. Закон такие вещи запрещает, и его надо соблюдать.

Сменив тему разговора, я рассказал сыну об интересном эпизоде из жизни Поланского. Когда в первый день съемок фильма «Ребенок Розмари» Полански въехал в ворота «Парамаунт Пикчерз» — крупнейшей голливудской кинокомпании, где снимались самые настоящие звезды кино, включая Миу Фэрроу и Джона Кассаветиса, что лишь подчеркивало невероятный успех молодого режиссера, — он почувствовал странное разочарование. Я прочитал Джеси отрывок из автобиографии Поланского об этом эпизоде: «В моем распоряжении было шестьдесят технических сотрудников и обременительная ответственность за огромный бюджет — по крайней мере, по моим предыдущим стандартам, — но единственное, о чем я мог думать, была та бессонная ночь, которую много лет назад я провел в Кракове накануне съемок моей первой короткометражки „Велосипед“. Ничто никогда не могло сравниться с тем волнением, которое я испытал в первый раз».

— Какой вывод ты можешь сделать из этого рассказа? — спросил я.

— Что все получается не так, как мы загадываем?

— А еще какой? — я пытался заставить Джеси высказаться.

Сын взглянул на меня.

— Что на самом деле сейчас ты счастливее, чем тебе это кажется?

— Было время, когда я думал, что моя жизнь начнется после окончания университета, — ответил я. — Потом мне стало казаться, что я начну жить, когда выйдет моя книга или когда я стану знаменитым благодаря какой-нибудь другой ерунде. — Я рассказал сыну о том, как мой брат однажды сказал мне удивительную вещь: он считал, что его жизнь начнется, когда ему стукнет пятьдесят. — А ты как думаешь, Джеси. Как тебе кажется, когда начнется твоя жизнь?

— Моя? — удивился Джеси.

— Да, твоя.

— Я вообще считаю, что все это чепуха, — сказал Джеси и в возбуждении от нахлынувших мыслей встал со стула. — Знаешь, что я по этому поводу думаю? Мне кажется, жизнь начинается тогда, когда человек рождается. — Он стоял посреди гостиной и чуть не дрожал от возбуждения. — Ты разве так не считаешь? Ведь я прав?

— Мне кажется, ты мудр не по годам.

Внезапно непроизвольным жестом, выразившим его явное удовольствие, Джеси хлопнул в ладоши.

— Знаешь, что я думаю? — произнес я вполне серьезно. — Тебе надо идти в университет. Там люди сидят и говорят о таких вещах. Только в отличие от этой гостиной, где ты можешь общаться только с отцом, там еще обретается масса девушек.

Явно заинтригованный, Джеси вскинул голову.

— Правда?

И как в самый первый день — сейчас он казался седой древностью, — когда я показал ему ленту «Четыреста ударов», мне стало ясно, что на этом надо остановиться.

Потом я показал сыну «Отчим», фильм со скромным бюджетом и глуповатой побочной сюжетной линией. Но надо дождаться той сцены, когда агент по продаже недвижимости, только что убивший собственных детей, показывает покупателю пустой дом, надо всмотреться в его лицо, и тогда зритель постепенно начинает понимать, что агент не с клиентом своим говорит, а с полицейским. Вслед за этой картиной мы посмотрели фильм «Техасская резня бензопилой» 1974 года, сделанный далеко не на высшем уровне, но сама идея его проникнута такой жутью, которая может прийти в голову только на уровне подсознания. После этого настала очередь «Судорог»[36], одного из ранних режиссерских опытов Дэвида Кроненберга. В фильме, снятом в 1975 году, показано, как работа ученого по изменению генетики людей, живущих в новостройках Торонто постепенно приводит к тому, что по всему дому начинают шастать сексуальные маньяки. По прошествии нескольких лет «Судороги» стали своего рода прототипом для выворачивающего наизнанку фильма «Чужой». Я сказал Джеси, чтобы он обратил внимание на тревожные заключительные кадры картины, где показано, как из квартиры расползается похожая на личинки мерзость, разносящая заразу. Этот проникнутый странной эротикой фильм с очень небольшим бюджетом обозначил выход на экран присущего исключительно Кроненбергу видения проблемы: симпатичный человек с грязными помыслами.