Опасное наследство - Екатерина Соболь

– Слушай, если ты его знаешь, скажи, где он, а? – Молли с надеждой заглянула мне в лицо. – При нем тут все было гораздо лучше: никаких убийств, никаких краж, он прямо… вдохновлял всех, что ли! Даже язык наш немного знал! Пошли к нему, а? Он такой славный, он как-нибудь поможет нам!

– К нему мы пойдем уже в самое ближайшее время, – кривясь от ярости, ответил я. – Он умер. Это мой отец.

Молли присвистнула.

– Ого. Повезло тебе! Ну, когда он был жив.

– Повезло?! – Я горько хохотнул. – Отцом он был не очень-то, знаешь ли. Но я рад, что хоть вам от него доставалось что-то хорошее.

Меня душила такая злость, что я даже нашел в себе силы встать. Мне срочно нужно было на ком-то выместить обиду. Я глянул на Молли и собирался сказать ей что-нибудь злобное, но она с таким простодушным любопытством пялилась на меня, что я немного сдулся. В ее глазах мой отец был героем, и отблеск его сияния упал и на меня. Мне не хотелось это портить.

Но гнев не уходил, и я придумал, на кого его потратить. Отец, Бен, Гарольд, все разочаровали меня, но мстить им почему-то не хотелось, а значит, единственное, что мне осталось, – найти того, кто меня убил, и выместить злость на нем. Может, хоть тогда мне станет легче?

– Если нас убил кто-то из ваших, я найду кто.

– Ха. Удачи, – невесело сказала Молли.

Сама втравила меня в этот поход, а теперь изволит сдаться! Ну, я ей покажу, как джентльмены умеют блестяще мыслить.

– Твоя хозяйка подумала, что я – сама Смерть, – пробормотал я. – Это навело меня на одну мысль. У вас тут есть кто-нибудь, кто умеет читать?

И я все ей рассказал. Она слушала, глядя на меня с земли, и должен признать: меня никогда еще не слушали так внимательно.

– Знаете, как говорят в Ирландии? – спросила она, когда я закончил. – «Думай как ирландец, поступай как три стакана назад».

– И что это значит?

– Будь смелым в планах и трезвым в их исполнении. – Она улыбнулась по-настоящему, и мне стало легче на душе. – Идея просто отличная. Прямо… ирландская.

– Приму это за комплимент, – ответил я.

День клонился к вечеру. Как же рано темнеет ранней весной! Я снял цилиндр и подставил лицо снегу, пытаясь ощутить его холодное мягкое касание. Ничего не получилось.

Я как раз набирался сил, чтобы пуститься в обратный путь, когда в переулке раздался стук копыт, и у двери остановилось знакомое средство передвижения: телега-развалюха, переделанная в некое подобие экипажа. Я вспомнил, как этот возница в картузе предлагал подвезти меня целую вечность назад, в день бала у графа Ньютауна.

– Это один из ваших? – спросил я у Молли.

– Ага, но я не знаю его лично.

Ну вот сейчас и познакомимся. Я решительно побрел к вознице, и первыми меня, конечно, заметили лошади: начали нервно переступать с ноги на ногу и трясти гривами. Возница обернулся. Вид у него был уставший и мрачный – видимо, в самом роскошном городе земли не очень-то много желающих прокатиться в его шаткой самодельной колымаге. Я бы тоже в такую раньше не сел, но особым временам – особые меры.

Хорошо, что я успел прихватить с собой несколько монет, когда заходил домой за плащом и картой. Я вытащил одну и продемонстрировал вознице, пытавшемуся усмирить лошадей.

– Синг-стрит, пять, – сказал я.

– Ты страшный какой-то, – протянул возница, но на монету взглянул с интересом. – И лошади тебя боятся, а у меня лошадки спокойные.

– У меня просто лошадобоязнь. Взаимная. С детства, – невозмутимо ответил я и вытащил еще одну монету, покрупнее.

Водитель голодным взглядом уставился на сокровища в моей руке. Лошадей деньги, впрочем, не убедили, они продолжали пятиться и дико коситься на меня.

– Я слышал, ирландские лошади самые бесстрашные. И быстрые, – сказал я, пустив в ход лесть. – Врут, наверное.

И тут он прищурился.

– Я тебя по голосу узнал! Ты тот заносчивый козел! А ну проваливай!

От его фамильярности я поморщился, но учить его манерам мне было некогда, так что я просто сказал:

– Вот фунт.

– Не нужны мне твои деньги. Лошади вон беснуются! Ты, наверное, уж очень плохой человек. Может, они смерть мою предсказывают!

– Уж точно не от моей руки. Послушайте, я извиняюсь за свою давешнюю грубость, – скрепя сердце заискивающе сказал я. – Вот еще один фунт. Готов поспорить, вам еще так щедро не платили. Пожалуйста, отвезите нас. От всей души прошу.

Я увидел, что он заколебался, и подтащил Молли поближе. Лошадям это не понравилось, но я твердо ссыпал все деньги в руки вознице. Почувствовав их вес, он размяк и сдался.

– Держите лошадей крепче, – приказал я, впихнул Молли в экипаж и запрыгнул следом.

Лошади рванули с места, и возница едва успел вскочить на козлы. Судя по всему, лошади решили, что, если бежать быстрее, они смогут от нас скрыться. С такой скоростью я не ездил еще ни разу. Меня швырнуло от одного борта телеги к другому: обитые тканью лавочки, которые возница явно смастерил своими руками, были слишком узкими, чтобы удержать мое хлипкое невесомое тело. Я рухнул в угол телеги, как мешок с костями, а через пару секунд сверху приземлилась Молли, выбив из меня дух окончательно.

Она скатилась набок и осталась лежать, касаясь плечом моего плеча. Лошади мчали во весь опор, телегу заносило, и я счел за лучшее остаться в уголке.

– Хоть прокатились напоследок, – выдавил я, от скорости смешно лязгая зубами. – Но бывали у меня и более комфортные поездки.

Молли издала хриплый звук, отдаленно похожий на смех. Я думал, она отодвинется подальше, – нищим не положено касаться знати вот так запросто, – но она продолжала бесцеремонно утыкаться костлявым плечом в мое плечо, и я притих, стараясь не укатиться от тряски на другой конец телеги. Не хотелось в этом признаваться, но чувствовать рядом кого-то живого – ну, почти – было совсем, совсем неплохо.

– Не думала, что меня еще может укачать, но так и есть, – простонала Молли, которая любительницей быстрой езды, похоже, не была. – Буду петь, это помогает. Совершенно бесплатный концерт, мистер!

Я приготовился страдать, но песни оказались довольно забавные, хотя исполнение было весьма несовершенно. Репертуар у Молли был весьма обширный, и половину его в приличном обществе невозможно исполнить. Но попадались и романтические песенки. Ну, насколько в Ирландии представляют себе романтику.

Изысканностью лирики и новизной рифм они не отличались. В одной, например, пелось так: «Юная дева сердце отдаст. Тот, кого любит, ее не предаст. Солнце и ветер хранят их любовь, большую, как небо, живую, как кровь».

Это вам, конечно, не опера.

Доехав, я кое-как вывалился из экипажа и галантно подал Молли руку. Она вцепилась в нее ногтями, совсем не как положено даме, и едва не рухнула на землю. Я с трудом поставил ее прямо.