Разведчики бывшими не бывают - Николай Александрович Шварёв

начинал, как и отец, лесорубом-плотником, потом был. электриком, слесарем. Однажды фото счастливой семьи еврейских переселенцев Ковалей, на котором Жорж получился просто отлично, появилось даже на страницах всесоюзного журнала.

Юный электрик мечтал стать химиком. Почему бы не сбыться мечте при светлом социализме? Сбылось в 1934 году в Москве, где он сразу поступил в знаменитую Менделеевку.

Учился настолько хорошо, что был зачислен в аспирантуру химико-технологического института и, что немыслимо для подавляющего большинства выпускников той поры, без экзаменов. Впереди маячила кандидатская диссертация, не вдаваясь в подробности, — по каким-то газам. Жорж умело ладил с профессорами и аспирантами МХТИ, занимался, в меру возможностей, без фанатизма, профсоюзной работой. Женился на девушке из хорошей, пусть и несколько буржуазной (в прошлом), семьи. Ее называют то Людмилой, то Татьяной, но не из-за конспирации. По прошествии многих лет имя подзабыли. Души не чаял в родившейся дочери. Шел 1939 год.

И тут вся эта советская идиллия в момент разрушилась. Ну мог ли такой положительный парень не заинтересовать разведку? Нет, не только отличной институтской характеристикой и своей преданностью идеям социализма, а и необычной биографией. Родился, вырос, учился в США. Знал чужие обычаи. Сам мог бы подучить энкавэдэшных преподавателей английскому. Тут еще раз приходится вспомнить легендарного Вильяма Генриховича Абеля-Фишера, в молодости владевшего английским, скажем прямо, получше русского. Только ехать нелегалом в Штаты Жоржу выпало раньше, чем Вилли. Военная разведка торопилась. Его вызвали и предложили поработать в разведке. Согласие Жоржа получили довольно быстро. Обучение разведывательным премудростям шло в таком же резвом темпе.

У Жоржа Коваля было две легенды пребывания в Штатах. По одной, он прибыл в США под другим именем и по изготовленным в СССР документам. Надо было легализоваться, найти работу по хорошо знакомой химической тематике. Перед войной о возможности создания А-бомбы в СССР задумывались лишь чудаки-одиночки. Помня о газах, которыми немцы травили французов в империалистическую, боялись применения химического оружия.

Вторая легенда у Жоржа была более подходящей. Он всплывает из небытия и возобновляет свою жизнь в Штатах по собственному паспорту и под настоящей фамилией. Уехал-то недавно — в 1932 году. И то ли что-то предвидел, то ли по счастливой случайности сохранил все выданные в Айове документы. Конечно, устроиться предстояло в каком-нибудь крупном городе с химическими предприятиями и обязательно подальше от Су-Сити, что в штате Айова.

Оставалось только как-то «прикрыть» исчезновение аспиранта Менделеевки из СССР. Был да сплыл. Его хорошо знали в институте, помнили и в Биробиджане. Вдруг кого-то из переселившихся опять потянет в Америку. Ха, уж дома-то, где мы сами хозяева себе, это — проще простого. А святая обязанность каждого советского молодого мужчины послужить в армии? Вот Жоржа и призвали в 1939 году. Место службы? Неизвестно. Где надо. Он не проходил курсов, как все новобранцы, не принимал присягу. Правда, военное звание ему присвоили — солдат.

Жена знала, куда отправлен муж, родителям — успокоительные письма в непонятно откуда ставший родным Биробиджан. Место армейской службы в далеком якобы краю — шлифовка в Москве двух легенд, сборы, прощание. И прибытие в Штаты в октябре 1940 года.

Фарт, удача играют в разведке не решающую, однако важную роль. Сразу повезло и Ковалю, как часто случается с людьми не только предприимчивыми, но и рисковыми. Он имел основание не очень доверять своим документам на чужую фамилию. Вдруг не выдержат проверки уже на границе? Но получилось так, что на берег он сошел в компании капитана танкера, прибывшего в Сан-Франциско. Тот небрежно кивнул знакомым из миграционной службы: «Это со мной». И его вообще не проверили. Из Сан-Франциско быстренько укатил в Нью-Йорк, где встретился с резидентом-нелегалом Разведупра Генштаба.

Ну а уже в 1940 году Жорж приступил к работе в США. Сначала пытался устроиться в той, в принципе знакомой ему американской жизни под вымышленным именем. И довольно быстро от разведчика-химика пошла информация о производстве токсинов.

Но надо было внедряться в настоящее военное предприятие. В его открытом поведении и светлом взгляде было нечто притягивающее. Помогли знания, накопленные в Менделеевке. Видно, в Москве учили неплохо. И технически подготовленный, легко сводящийся с людьми, на лету все схватывающий парень оказался востребованным.

Однако получилось так, подготовленные в Москве документы «не прошли». Он справедливо боялся проверки, которая могла бы стать первой и последней. И Коваль решил рискнуть, устроиться на завод, производящий и военную продукцию, под собственным именем. Это решение прекрасно себя оправдало. Прикрытие оказалось приличным. И, если опять проводить параллели с тем же Р. Абелем, у него в редкие минуты раздражения вдруг прорывался некий акцент, то Ковалю был именно английский в американской версии родным. Вроде и бояться нечего. Вроде…

Тем временем Коваль встречался с резидентом нелегальной разведки, и в Москву пошел поток материалов с военного химического предприятия.

У Жоржа создавалось твердое впечатление, будто в США не считают немецкое химическое оружие главной угрозой в будущей войне. Предугадывать, анализировать собранный материал по химическим вооружениям не входило в задачу нелегала «Дальмара». Но своей регулярной, выверенной информацией он наводил московских начальников на мысли о том, что немцы, да и уж точно американцы, заняты разработкой нового мощного оружия.

Но и на Жоржа случилась проруха. Когда, уже во время службы в армии, жил в казарме в Нью-Йорке, любопытный сослуживец заинтересовался, почему Коваль говорит с таким акцентом, будто родился в Айове. Ведь сам рассказывал несколько раз ребятам, что вырос в еврейском приюте на окраине Нью-Йорка. Пришлось объяснить: у них в приюте воспитателями были уроженцы Айовы.

И еще вопрос. Почти ко всем солдатам по праздникам приезжают родственники, а к Жоржу ни разу? И здесь тоже спасла сказка о приюте: какие родственники у сироты-еврея?

Но это было уже в годы армейской службы. Ни руководители в Москве, ни он не знали, где придется проходить службу, если призовут. Но какие там «если». В 1941 году он уже официально подлежал призыву. Резидент подсказал: постараться уклониться. Но если будут нажимать, идти в армию.

А то возникнут подозрения, начнутся проверки. Химическое предприятие, на котором работал Жорж, выполняло военные заказы, и знающего техника под всякими предлогами спасали от призыва. Но в 1942‐м развели руками: родина США зовет. И ни разу он не дал никакого повода усомниться, что в армию призван настоящий патриот-американец.

Выпускника Менделеевки, ныне старательного, исполнительного солдата, направили на учебу. Поначалу готовили в инженерные войска. Именно армия дала возможность совершенствовать знания в Сити-колледже на Манхэттене. Там он грыз новую науку, специализируясь в электротехнике. Аполитичный, сдержанный Коваль тратил время лишь на учебу, сторонясь политических разговоров. Привычно вошел, как и в Москве, в когорту лучших слушателей.

Затем специальные курсы. Здесь помогли и предусмотрительно сохранившиеся в Биробиджане Ковалем документы, захваченные из Су-Сити, а затем привезенные оттуда в США. Они свидетельствовали: за плечами Жоржа два семестра американского технического университета. Он с