Метро 2033. Дворец для рабов - Светлана Алексеевна Кузнецова

– Хорошо, пойду за тобой, – решил Тим. Он был уверен, что в любом случае доберется, куда нужно, но раз подобный попутчик готов оказать услугу и провести – не стоит отказываться.

Вскоре стволы расступились, образовав просвет, а после и отступили. Тим оказался на поляне, усыпанной мелкими желтыми и белыми цветами-звездочками, названия которых он не знал, и синими колокольчиками, над которыми с тонким звоном проносились толстобокие полосатые шмели. Правда, были они не обычными черно-желтыми, а сиренево-зелеными с россыпью оранжевых крапинок на голове и брюшке, словно некто разбрызгал краски и попал на насекомых.

Цветам не положено пахнуть шоколадом и апельсином, но Тим ощущал именно так. Более того, в реальном мире он понятия не имел о таких ароматах, а сейчас вдыхал с упоением, прекрасно зная, как они называются. Когда он дошел до центра поля, к уже имеющимся запахам примешались полынь и мед. Изысканную сладость источал большущий муравейник, доходящий ему до пояса. Проходы, по которым положено сновать рабочей мелочи, странно посверкивали. Приглядевшись, Тим рассмотрел маленькие оконца. Вместо стекол в них вставили слюдяные пластинки. Пальцы так и зачесались постучать в одно из них, Тим даже потянулся к ближайшему окну, но оно открылось само.

– Чего дурью маешься? – пропищал некто в малиновом облачении и зеленом колпаке. Описать существо Тим вряд ли сумел бы. Нечто среднее между насекомым и человеком, а рассмотреть детали парень не мог, хотя и очень хотелось. – Тебя там ждут, а ты?!

Издали донеслось осуждающее карканье. Тим выпрямился и поспешил туда.

Через некоторое время он взмок. Солнце поднялось в зенит и теперь, не стесняясь, поливало его золотисто-белым сиянием, по-прежнему неопасным, но вызывавшим страшную жажду. Тим попробовал бежать, чтобы как можно скорее преодолеть поле, но слишком скоро устал.

– Экий ты глупый, человечишка, – раздалось из-под земли. Он так и не разглядел, кто говорил с ним. – Тебе крылья даны, так и лети.

Не успел Тим возразить или вспомнить, что крыльев у него никогда не имелось, как его швырнул в воздух налетевший со спины ветер. Перед глазами все замелькало, закружилась голова, а дух перехватило. Нечто подобное он иногда испытывал, засыпая: будто внезапно падал в какую-то яму.

Ощущение прошло столь же быстро и неожиданно, как и накатило. Тим огляделся. Он стоял на каменном мысе. На принесенной сюда ветром земле росла редкая трава. В рыжий крутой склон, взбирающийся почти отвесно вверх, вгрызался кряжистый куст с чахлыми, но упорно пробивающимися желто-зелеными листиками и яркими алыми цветами. Тиму они казались каплями крови, но он вовремя отмахнулся от подобной ассоциации. Все страхи и мерзость он хотел оставить позади – в том, другом мире, полном лишений и гнуси.

«Что? Ну что мешало людям просто наслаждаться той жизнью, которая у них была?» – спрашивал он когда-то давно у Аленки, сидя в одном из складских помещений на спинке обветшалого кресла.

Девушка устроилась с большим комфортом – в плетеном кресле-качалке. Оно невыносимо скрипело под ее небольшим весом, но Аленку это не беспокоило. Она раздобыла где-то широкополую шляпу с синтетическим сиреневым пером и почерневший от времени кубок. Держась за тонкую витую ножку, Аленка делала вид, словно пьет изысканное вино, хотя никакой жидкости в кубке не было.

«Видимо, ни одного из нас никогда не устраивает та жизнь, которую ведем, – глубокомысленно ответила она. – Все хочется чего-то иного, новенького, необычного, не как у прочих людей. Родился, выучился, нашел кого-то, женился, вырастил детей, умер – идиотский цикл какой-то. Если все настолько предопределено, то и жить не стоит, поскольку все известно наперед. Я вот точно не хочу как все».

«Потому ты и пошла в патрульные?» – спросил Тим.

«И поэтому тоже, – сказала Аленка. – Иначе, как одноклассницы, уже света белого не видела бы за пеленками, готовками, уборками и прочими «удовольствиями», – сморщив нос, она криво усмехнулась. – Самое удивительное, они ведь на полном серьезе называют свою жизнь истинным бабским счастьем. Бабским! В восемнадцать-то лет! – Она поморщилась и передернула плечами, встряхнувшись, словно Лорд, когда того обливали из шланга. – Бр-р. Не хочу для себя такого. На фиг! Я человек, а не приставка к кухне или к мужу».

«Вот и я не хочу, – признался Тим. – Колодезов не понимает почему».

«С тобой иное совсем, – сверкнула глазами Аленка. – Ты же вырос в семье главы».

«Не назвал бы я наши отношения с Колодезовым семейными», – поморщился Тим.

«Я не о том. Тебе хочешь не хочешь, а приходится соответствовать. Стань ты обыкновенным, ну… например, поваром или техником, люди коситься начнут, решат, будто ты ущербный, раз не командуешь и в лидеры не выбился. – Аленка пригубила несуществующего вина и закинула ногу на подлокотник. – Понятно, что тебе плевать на подобные мнения, более того, только по-настоящему недалекие люди меряют детей по родителям или родственникам, однако тебя же самого гордость заест: она у тебя раздутая…» – И она весело рассмеялась.

«На себя посмотрела бы», – огрызнулся Тим.

«А я и не отрицаю. Однако в нашем с тобой положении лучше быть революционерами и максималистами, чем серой плесенью. Именно такие, как мы, толкают вперед общество обывателей, которым все равно, что жрать, лишь бы побольше, где и с кем спать, только бы мозг не слишком выносили. Потому за нас!» – и Аленка шутливо отсалютовала ему кубком.

«За нас с вами и черт с ними!» – поддержал тост Тим. Кубка у него не имелось, зато собственный кулак вполне его заменил.

Карканье в этот раз напомнило смех. Наваждение-воспоминание развеялось синим туманом, преобразовавшимся сизым облачком и полетевшим с мыса в далекие дали, до горизонта залитые светлой водой – Тим не заметил, как день сменился вечером, а небо стало закатным. А может, на самом деле успела промелькнуть-пронестись ночь, и над ним разворачивался величественный восход. Все небо затопило бледно-оранжевым, бежевым и нежно-розовым сиянием. Оно отражалось в спокойной водной глади.

Миг-другой, и вот из-за скалы показался забавный кораблик, приводимый в движение двумя огромными колесами, расположенными по бокам, и широким синим парусом на одинокой мачте. Из квадратной трубы, изогнутой буквой «Г», вырывался сиреневый дымок с охристыми и серебристыми искрами.

Тим застыл у самой пропасти, невесть как достигнув края мыса. Одно неверное движение – и полетит вниз на черные, окатанные волнами валуны, выступающие из морской пены. Из-под ноги посыпалась песчаная крошка и мелкие камушки. Впрочем, вряд ли ему позволили бы упасть – подхватили и поставили бы на место.

Главное, Тим находился там, куда стремился: он и не должен был попасть на борт, но проводить тех, кто отплывал, – обязан.

– Очнулся? – произнес где-то над ним завораживающий бас, и Тим распахнул глаза.

Комнатенка два на четыре метра. Полумрак темнел в углах и слегка рассеивался возле настольной лампы, обмотанной белым целлофаном. За последнее Тим испытывал сильную благодарность, поскольку иначе ослепительный свет бил бы ему в глаза. Пахло здесь чем-то дезинфицирующим, лекарственным и соленым – тот еще аромат, если бы не нечто неуловимое, горьковато-свежее, висящее в воздухе.