Над Самарой звонят колокола - Владимир Буртовой

– В Бузулукской крепости два дня тому был, как нас отрядили воров и бунтовщиков ловить, – опять дал оплошку драгун. Одноглазый Жилкин, будто несмышленому отроку, отпустил ему подзатыльник, добавил поучительно:

– А ты, телок молочный, не лайся чужими словами. Помолчи лучше, коль своего ума не успел нажить. Мы государя верные казаки, а не воры дорожные.

– Куда дале помарширует полковник? – допытывался Илья.

Драгун, косясь на страшного одноглазого Жилкина, поспешил с ответом:

– Говорили, что на Сорочинскую крепость и дале, под Оренбург. Город от осады высвобождать будут.

– Много ли воинской силы у полковника? Да сколь пушек при нем?

– Силы тысячи за полторы будет, да еще по крепостям возьмет. Пушек видел с десяток, не боле.

– Добро. Сидор, уведи его. Запереть всех в чулан да стражу из казаков поставить.

Драгуна увели. Илья переглянулся с Иваном Жилкиным – оба подумали, что же теперь делать?

– Ежели государя Петра Федоровича, сохрани господь, солдаты под Оренбургом побьют, то и нам долго по зимнему лесу не прыгать. Медвежьи берлоги не так теплы, как винтерквартиры, – пошутил отставной солдат и хотел было что-то добавить. – А стало быть…

– А стало быть, Иван Яковлевич, спешить нам надобно к нему на подмогу. Не велика с нами сила, да ежели по стольку из других сел набежит – побьем и полковника. Тем боле что у государя уж непременно и енералы башковитые в службе есть, не только есаулы да атаманы казацкие.

Илья вышел на подворье – его казаки, разобрав оружие драгун, любовались кто ружьем, кто пистолем, а иной привязывал у пояса длинный палаш.

– Неплохо разжились для первого раза, – порадовался и Иван Жилкин. И к казакам: – Порешил наш старшой Илья Федорович, что надобно нам не мешкая прилепляться к войску государя-батюшки. Потому – в сани погрузить харчи, поводных коней в пристежку. Баранов повязать и тоже в сани – у государя на нас корму никто не напасся, самим о себе подумать загодя надобно. Муки из барских запасов тащите! Да еще пшена побольше, кулей пять: каша – еда наша!

– Жаль теплые хоромы оставлять, – вздохнул Сидор, перевел глаза с барской усадьбы на зимний лес.

– Оно конечно, брат Сидор, грех за нами не велик, да воевода крут, свил мочальный кнут, – пошутил Иван Яковлевич и добавил. – Аль забыл, что намедни случилось с волком в лесу?

А что? – наивно удивился Сидор.

– А то, – в тон ему изрек Жилкин. – Поначалу таскал волк, потом потащили и волка!

Казаки рассмеялись.

– А солдат теперь куда? – с крыльца крикнул Гаврила Белый.

– Солдат возьмем к государю, – распорядился Илья. – Пусть он их судьбу решит. Может, на пленных казаков поменяет у енералов.

Перед сумерками, когда на западе зажглась багряная заря, обоз с верховыми впереди проселочной дорогой спешно ушел из Араповки на юг, к Оренбургу, к главному войску Петра Федоровича.

Илья Арапов торопился упредить государя о том, что с севера от Самары идет на него сильное царицыно войско.

«Береженого Бог бережет, а государя беречь нам надобно», – думал он, понукая коня.

1

Припорошенная в ночь выпавшим снегом, Самара едва ли не вся сбежалась на рыночную площадь поглазеть на воинские сборы – из Симбирска с батальоном солдат майора Естифеева и гренадерской ротой прибыл тамошний комендант полковник Чернышев, спешно посланный под Оренбург на выручку осажденного города.

Закрыв лавку по такому случаю, Данила Рукавкин втиснулся в праздно глазеющую толпу самарцев, прибился к ротмистру Петру Хопренину, своему давнему знакомцу: оба семь лет назад избраны депутатами от Самары в комиссию по сочинению проекта нового Уложения, Данила – от купечества и цеховых, а Петр – от самарского казачества. В память о той депутатской работе оба с немалой гордостью носят по праздникам золотые медали и по указу матушки-государыни пожизненно избавлены от телесного наказания.

– Вона, смотри, Данила, и воинское начальство объявилось, – негромко проговорил Хопренин, потеснился, давая место перед собой Рукавкину: купец из-за ротмистра ничего не смог бы разглядеть, на полголовы ниже. – Ишь, приморозили солдатушек. Шуточное ли дело, битый час стоят на ветру.

– Должно, оба коменданта близкие сродственники, давно не виделись, за чаем новостями делятся, – пошутил Тимофей Чабаев, пристроившийся рядом.

– Как же, родня! – усмехнулся Хопренин. – Чернышев нашему капитану тако же близкий родич, как бабушкин внучатый козел тещиной курице!

Данила прыснул в кулак, хохотнул рядом и Тимофей Чабаев. Знали, что у полковника Чернышева знатные родичи в столицах, а Балахонцев выслужился из простолюдинов.

Самарские гарнизонные роты, выстроенные к смотру, стояли продрогшими спинами к торговому ряду, лицом к Николаевской церкви, а по правую руку размещалась комендантская канцелярия.

Полковник Чернышев, бодрый и весьма внушительный видом, придерживая рукой шпагу, быстрым шагом, почти не сгибая колен, прошел вдоль солдатских шеренг. Балахонцев, едва ли головой полковнику по эполеты, с трудом поспевал за ним, вскидывал руку к треуголке, принимая рапорты младших офицеров. По резкому тычку пальца в грудь солдаты делали два шага вперед и, клацнув прикладом, замирали перед строем: остальные – престарелые или малолетки, этим годом сданные в рекруты, а потому и не годные еще по необученности к столь опасному походу.

– Остающихся в Самаре увести по казармам! – громко скомандовал Балахонцев, едва полковник взмахнул рукой и дал понять, что осмотр окончен, выбранных солдат, сержантов и офицеров он берет в свой сводный корпус.

– Вот горе нашему порутчику Счепачеву, не взяли на сражение, и медали ему не видать! – уронил Тимофей Чабаев. – Не запил бы с горя! А может, и с радости.

– Как же, велика ему радость! – тут же подхватил Петр Хопренин. – У мертвых зубы не болят, а ему еще ох сколько с ними маяться!

– Тише вы, смехотворцы! – шикнули из толпы на Чабаева и Хопренина. – Указ читать будут.

Роты сомкнули строй, сошлись в каре. Чернышев передал капитану Балахонцеву какую-то обсургученную бумагу.

– Должно, приказ, – строил догадки кто-то из цеховых за спиной Рукавкина. На него шикнул теперь отставной ротмистр:

– Нишкни, неуч! Какой приказ, коль бумага с шелковым шнуром и с сургучной печатью. Должно, будут объявлять солдатам указ матушки-государыни про самозванца Емельку Пугачева.

Так и вышло. Капитан Балахонцев возвысил голос, чтобы его слышали все:

– Солдаты! Известно вам, что на Яике объявился самозванец, взявший на себя имя покойного государя Петра Федоровича! По сему случаю получена нами копия с манифеста Ее Императорского Величества государыни Екатерины Алексеевны от октября пятнадцатого дня сего года. Вот вам сей манифест к оглашению: