Любовь за деньги и без - Олег Рой

— А сейчас, значит, не воруете? — я не выдержала и ненадолго вышла из образа. — Чисты аки ангелы?

— Воруем, — сквозь зубы ответил он. — Но тут два смягчающих обстоятельства имеются. Во-первых, изменить ситуацию несложно. Если бы нас правильным, а не грабительским налогом обложили плюс всех проверяющих надзирателей послали к ядрене матрене — государство бы гораздо больше денег с бизнеса получало, чем сейчас. Но чиновникам выгоднее непомерными налогами всех предпринимателей в тень загнать, а потом с них взятки стричь себе в карман. Придут во власть нормальные люди — дело живо поправится.

— Да где ж таких найти, — вздохнула я.

— Проблема, согласен, — вздохнул и Пахомыч. — Если рулить станет человек кристально чистый — его жулики живо вокруг пальца обведут. А если новый рулевой хоть в чем-то слабину даст и от честности отойдет — быстро во взятки втянется и все станет как прежде. Но в других странах как-то наладили дело! И не расстреливали никого особо. Просто изменили правила игры — и жизнь стала нормальная. Значит, и у нас такое возможно. Не настолько это жуткие перемены, чтобы от них страна развалилась, как в девяносто первом.

— А второе смягчающее обстоятельство? — Я даже жевать забыла, так мне стало интересно.

— Второе… — он улыбнулся. — Ты, Никушка, восьмидесятые и начало девяностых только по фильмам знаешь, а привыкла совсем к иному. Даже вообразить не можешь, что это такое, когда в продуктовом магазине прямо на полу торгового зала с октября по апрель огромная непросыхающая лужа воняет, и никто ее не подтирает, потому что всем пофиг. Не знаешь, что такое очереди за дефицитом через весь магазин. Сколько же времени в них бабы теряли, сколько сил и нервов! И крики эти вечные: «Вас тут не стояло! Я ветеран, мне без очереди! Отпускаем только по килограмму в одни руки: товар заканчивается!» Сейчас многие ругают наши контрсанкции; говорят, полки магазинов опустели. Поверь, Никушка: если бы в любой сегодняшний супермаркет зашел советский человек — не только работяга, но и госснабовец, — то в обморок бы упал. От шока. Решил бы, что в раю оказался или в коммунизме. Десятки видов сыров и колбас, свежее мясо и рыба, икра, шоколад, конфеты, фрукты — причем не только яблоки, но и бананы с ананасами… И все это без очередей. В советские времена не только на периферии, в Москве даже о таком и не мечтали… И плевать всем было бы, что большая часть нашего нынешнего изобилия — химия сплошная без вкуса и запаха. Главное — есть жрачка в магазе; не надо за ней давиться в очередях, не надо перед продавцами унижаться… — Пахомыч закусил губу, закрыл глаза и немного помолчал, а потом вновь заговорил: — В начале девяностых я одним из первых додумался в Москву бананы возить. Тогда и с мясом, и с маслом, и с молоком проблемы были — а я за бананы взялся. На меня многие как на дурака тогда посмотрели, думали, разорюсь. А фиг им! Покупал в Африке за бесценок, ввозил контрабандой, здесь продавал недорого — ох, как же люди на мои бананы накинулись! Сам много раз видел: идет женщина средних лет, хорошо одетая, или мужик, тоже видный из себя, идут — и видят на улице прилавок с бананами. Подходят как зачарованные; покупают одну штуку или килограмм — сколько зарплата позволяет. И прямо на улице чистят банан и едят с совершенно невозможным выражением лица…

— А че такого? — удивилась я. — И сейчас на улице многие в охотку бананы жуют с удовольствием.

— Не понимаешь ты, Ника, — вздохнул он. — Другое поколение! В Советском Союзе банан на улице съесть было все равно что на Марс слетать. Да, понемногу и тогда в страну завозили и продавали — в основном в Москве и в Питере. Но далеко не каждый день, не на каждой улице и не на каждом лотке! А я исполнил самую заветную мечту детства нескольких поколений советских людей — дал им возможность съесть столько бананов и ананасов, сколько захочется. По сравнению с грехами моими это мелочь, конечно, но и не совсем пустяк все-таки… — Он снова помолчал. — А то, что даже сейчас, при контрсанкциях, полки российских магазинов полны и покупатели в очередях не дерутся, — и есть второе оправдание для нашего воровства. Ненамного сейчас люди лучше живут, чем при совке, совсем ненамного. Но унижаться им теперь приходится гораздо меньше, чем прежде, и это тоже серьезно.

— Тут уж кому как, — я сама удивилась своему гневу, но быстро опомнилась: — Хотя, наверное, все равно многое от человека зависит. Есть люди, которые никакой власти не кланяются. А другие, наоборот, под любого прогнутся. Характер — это судьба.

— Не знаю, — произнес Пахомыч задумчиво. — По-моему, от судьбы тоже немало зависит, хотя и характер не пропьешь. Один даже на самой высокой должности проституткой выглядит, а другая… — он заговорщицки подмигнул мне: — Вот тебя, Ника, я совсем не воспринимаю как… ну, ты понимаешь…

Я вздохнула с облегчением. Похоже, клиент не только перестал думать о смерти, но и вспомнил, зачем, собственно, меня пригласил. Это замечательно!

— Ты совсем не воспринимаешь меня как проститутку? — я очень дружелюбно оскалилась. — Ну да, эскорт — не проституция, вот только назвать то, чем я занимаюсь, можно как угодно, хоть секс-миссией, — суть все равно не изменится.

— Не скажи. Ты в Японии была?

— Не-а. Там в почете бебифейс и большие буфера, а у меня ни того, ни другого.

— Да я не про то! А туристом? Туристкой то есть?

— Не была. Но уже поняла, к чему ты клонишь. О гейшах мне хочешь рассказать?

— Ага. А ты, выходит, о них знаешь.

— Ну, а то, — мне уже давно надоело играть пэтэушницу. — У меня вообще очень широкий кругозор. В школе моделей нам дали прекрасное образование.

— Вот и замечательно! Тогда сама понимаешь: в Японии гейш уважают.

— Ты имеешь в виду не гейш, а ойран, — я снова улыбнулась, а Пахомыч поперхнулся дымом сигары. — Гейши развлекают клиентов всеми возможными способами, кроме секса. А вот ойран делают то же самое, что и гейши, плюс постель. К ойран в Японии относятся намного лучше, чем на Западе к проституткам, но с гораздо меньшим уважением, чем к гейшам…

Пахомыч слушал меня, чуть приоткрыв рот от удивления. Даже про сигару забыл. Я наконец-то опомнилась и одернула себя: мы очень далеко отклонились от обычного сценария наших свиданий, что не есть хорошо. Метка #мыслящая_шлюха почему-то никогда не канает. Ну ладно, главное — клиент перестал думать о смерти. Остальное приложится.

Я начала соображать, как переобуться на ходу, чтобы вновь вернуться к образу тупой пэтэушницы из восьмидесятых, но придумать ничего не успела. У меня зазвонил телефон.

Я молча выругалась: обычно, отправляясь на работу, непременно переключаю мобилку в режим «Без звука», но сегодня забыла. Расслабилась, идиотка несчастная! Ну ладно, будем надеяться, что и в этом случае Пахомыч поведет себя по-человечески, а не по-свински, как большинство моих клиентов…

— Сорри, солнышко, — пропела я, поднялась с дивана и неторопливо направилась к псевдолеопардовому плащику, в кармане которого надрывался мой не вовремя оживший айфон.