Возлюбленная герцога - Сара Маклейн

Что происходит с Мариями-Антуанеттами – неужели все они забыли, что она переоценила свою власть и в результате лишилась головы?

Пусть едят пирожные…

Он стиснул ее руку, и Грейс оглянулась, позволив ему подтянуть себя ближе и сменить направление – не в главный сад, а на боковую дорожку, плохо освещенную, вьющуюся между липами. Она последовала за ним.

– Полагаю, люди говорят правду, – негромко сказала она, пока он уводил ее прочь от освещенного дома. – Холостой джентльмен всегда поведет тебя по темной дорожке.

Он не засмеялся. Напротив, бросил на нее короткий, обжигающий взгляд и остановился перед неприметной дверью в стене. Грейс не замечала ни стены, ни тем более двери до тех пор, пока он не отодвинул железную щеколду и не толкнул тяжелую дубовую дверь. За ней открылся великолепный вид – небольшая зеленая лужайка, окруженная ошеломительным садом, в котором, Грейс не сомневалась, при свете дня обнаружатся дивные клумбы. А в центре лужайки стояла беседка, чудесно спланированная и оформленная.

Она сглотнула, рассматривая все это.

– Волшебно.

– Это место только мое, – ответил он, увлекая ее за собой вверх по ступенькам в беседку, затем повернулся к ней лицом, пальцы его гладили ее руку, все выше, выше, восхитительно высоко, и вот уже прохладная кожа перчаток прикоснулась к ее подбородку, и она невольно подалась к нему. Губы ее приоткрылись, взгляд из-под маски обводил его губы, чувственные, роскошные, в точности такие, как она помнила. Сколько раз она думала о его губах? Сколько раз мечтала поцеловать их, поздно ночью, когда могла позволить себе мечты, казавшиеся предательством?

Сколько раз она запрещала себе эти фантазии, ненавидя себя за то, что все еще хочет мужчину, так жестоко ее предавшего?

«Пусть это будет твоя фантазия».

– Погодите, – промолвил он и отпустил ее руку. Она ощутила это как наказание, но он зубами стянул перчатку и швырнул ее на землю. – Ну вот. А теперь позвольте… – Он снова потянулся к ней, и прикосновение его пальцев к коже показалось ей жарким обещанием.

Прикосновение было настойчивым и нежным, словно он больше не мог дожидаться и все же хотел сделать все правильно.

– Позвольте… – Теперь это звучало не приказом, а мольбой. Он просил разрешения поцеловать ее.

Она этого хотела. Да. И все-таки… прежде, чем ответить, она колебалась.

– Погодите.

Он повиновался, мгновенно отпустив ее с легким стоном досады.

Что это, ловушка? Неужели он ее узнал? Она-то его знает, какая разница, если в этой игре будут участвовать двое?

А если не узнал (а похоже, что нет), то почему это имеет значение?

Она посмотрела ему в глаза, едва видимые в лунном свете.

– Зачем деревья?

Услышав этот вопрос, он замер. Нервы? Или удивление? Или и то, и другое?

– Я вам уже сказал, – произнес он, – чтобы вы меня запомнили.

Запомнить его прошлого? Или запомнить сейчас?

Она его запомнит. Такого, как сейчас – красивого, обольстительного, желающего ее. На всю жизнь.

– Я вас запомню.

«Я никогда тебя не забывала».

Он кивнул, сделал шаг к ней, подталкивая ее дальше к краю беседки, пока она не уперлась спиной в ажурную решетку, и наклонил голову, прошептав ей на ухо:

– Я намерен сделать так, чтобы ты уже никогда не смогла забыть.

Ее захлестнуло волной жара. И не имело значения, что это должно быть всего лишь фантазией.

Она запомнит все.

Запомнит его дыхание на своей шее. И его обещание:

– Я запомню твой аромат, запах крема и пряностей.

Запомнит его пальцы, скользящие вниз по ее шее и дальше, по плечу, вниз по руке, обнажая ладонь позднему летнему вечеру. И опять слова:

– Я запомню твою кожу, нежную, как шелк.

Она тоже запомнит, как ощущает его, запомнит, как благодарила бога за маску, скрывавшую его от нее, потому что не доверяла самой себе.

– Я запомню твое дыхание. Мне бы хотелось запомнить, какая ты на вкус, – негромко проговорил он, едва ощутимо проводя губами по ее щеке, словно давая обещание.

Она совсем перестала доверять себе и боялась упасть в его объятия.

Всего одна ночь. Всего одно падение.

– Да, – шепнула она.

«Пожалуйста, да».

Он не шелохнулся.

– Назови мне свое имя.

Она отпрянула, поймала его взгляд. Он смотрел на нее, почти не дыша.

«Грейс». Нужно так и сказать. Она почти уверена, что он все знает. Но если и вправду… будет ли все так же просто? Так же непринужденно?

Если она откроет правду, придется кончать игру. А ей не хотелось заканчивать. Не сейчас. Не когда она столь близко.

Это самое большее, что она когда-нибудь получит от него.

И этого должно быть достаточно.

Она протянула к нему руку, обняла за шею, скользнула пальцами в волосы, запуталась в них. Притянула его ближе. Взгляды их встретились, и она прошептала:

– Нет, – а затем поцеловала его.

Их губы соприкоснулись, и он застыл. На миг ей показалось, что сейчас он отшатнется. «Не надо, – мысленно взмолилась она. – Позволь мне получить хотя бы это».

Но тут он взял ее лицо в свои ладони, губы его приоткрылись, и он ответил на поцелуй, а мир вокруг рухнул – ночь, маска и главное – воспоминание. Мальчик, подаривший ей первый поцелуй, суетливый, неловкий и безупречный… исчез, а на его месте оказался этот мужчина, сильный, уверенный и совершенный, и в душе возникло чувство, что все это чрезвычайно мощно и одновременно в высшей степени ужасно.

Она не остановилась, чтобы подумать о том, что важнее. Не хотела останавливаться. И хотела, чтобы он никогда не останавливался.

Его пальцы скользнули по нижнему краю маски и нырнули под шелк. Он слегка повернул ее голову, чтобы крепче поцеловать.

Наслаждение от его поцелуя не походило ни на что, таких чувств она никогда раньше не испытывала. Она просто пылала в огне.

Грейс приподнялась на цыпочки, обхватила его руками за шею, притянула ближе, не думая больше ни об этом вечере, ни о бале, ни о его планах найти жену, ни о жизни вообще – думала только о нем, о них обоих, о том, что может подарить им эта минута, и больше ни о чем.

Ни о чем, кроме желания.

Предложенного и принятого.

Он лизнул ее губы, и это грубоватое движение его языка показалось ей пламенем. Она ахнула от восторга, закрыла глаза и отстранилась, а он начал целовать ее подбородок, шею, нежную кожу плеча, поднял ее и усадил на парапет беседки, не оставив ей выбора – пришлось цепляться за него.