Ультиматум Гурова - Алексей Макеев

Красницкий, выпив несколько бокалов подряд, раскраснелся и почувствовал себя совсем раскрепощенным. Он сегодня был в ударе: ухаживал одновременно за всеми дамами сразу, сыпал удачными комплиментами, не забывал то подливать вино, то подкладывать салат той или иной офисной прелестнице — словом, превзошел самого себя. При этом больше всего внимания он уделял именно новенькой. Надя равнодушно относилась к его откровенным заигрываниям, отвечала ровно и сухо и никак не велась ни на какие уловки Красницкого. А потом все окончательно расслабились, включили какую-то разухабистую музыку и бросились танцевать. Красницкий сунулся было к Наде, подав ей руку с масленой улыбкой, но получил решительный отказ. Но на плече Алексея Владимировича уже повисла секретарша Люда, питавшая, кажется, к нему тайные симпатии, и Красницкий, тут же избавившись от смущения, закружился с ней в какой-то смеси вальса и ламбады…

Гольдман с кислым видом сидел в углу и потягивал минералку — спиртное он не употреблял по религиозным соображениям, как декларировал, хотя на самом деле виной тому была язва желудка, мучившая риелтора уже полтора десятка лет. Ему было откровенно скучно, однако и уходить вроде еще неудобно — «корпоративка» только вступала в самый разгар.

Наблюдая за всеми со стороны, Гольдман заметил, как уже отмечал не раз, насколько преображаются обычно благообразные на рабочем месте сотрудники на таких вот мероприятиях. И в очередной раз недоумевал — кому это надо? Ну что хорошего смотреть на то, как отплясывает немолодая бухгалтер Ирина Семеновна, при этом намеренно задирая подол широкой юбки, или как хихикает секретарша Люда, слушая бредни, которые нашептывает ей на ухо пьяненький Красницкий? Только новенькая Надя Круглова ведет себя приличнее всех — сидит спокойно, отпивая вино микроскопическими глотками, больше для вида, в пляс не пускается, на шее у мужиков не виснет. Ну и Виктор Станиславович Конышев, находясь в каком-то идиотическом восторге, сидит за столом, подперев подбородок, и поглядывает на своих подопечных с умильной улыбкой.

Гольдман обратил внимание, что Надя через некоторое время поднялась, достала из сумочки сигареты и выскользнула из комнаты. Спустя буквально минуту вслед за ней вынырнул и Красницкий. Гольдман заерзал на стуле: ему давно уже приспичило сходить в туалет, а теперь эта парочка отправилась в курилку, и придется пройти мимо них. Нет, ничего страшного, конечно, но Льву Абрамовичу уже и так опостылели лица пьяных сотрудников, а Красницкий раздражал его особенно, так что он хотел избежать всяческих контактов. А подвыпивший Красницкий отличается излишней болтливостью и обязательно к нему привяжется, надеясь в разговоре удачно ввернуть пару своих фирменных шуточек, таких же глупых, как и он сам, и благодаря этому подняться в глазах Нади. Тьфу!

Но мочевой пузырь прихватило конкретно: Гольдман успел выпить три бутылки минералки — зря, что ли, деньги платил? Немилосердно ворча про себя, все-таки поднялся со стула и направился к двери. Проходя мимо курилки, Лев Абрамович услышал негромкий тенорок Красницкого, мерно журчащий и несущий, как обычно, какую-то чепуху. К его радости, Красницкий не пристал к нему с расспросами, напротив, он, кажется, был даже раздосадован появлением Гольдмана в столь неподходящий момент. А момент назрел довольно пикантный: Алексей Владимирович будто бы невзначай положил Наде левую руку на плечо, а правой, едва касаясь, поглаживал ее бедро.

Стараясь делать вид, что не замечает этого, и не задерживаться, Гольдман, ссутулившись, прошмыгнул в туалет. Когда он вышел оттуда и свернул за угол, до него долетел возмущенный голос Надежды:

— Руку убери!

Алексей Владимирович засмеялся тихим, вкрадчивым смехом, будто принял сопротивление девушки за изящное кокетство. Неизвестно, что он предпринял дальше, только Гольдман услышал резкое: «Отвали, тебе сказано!»

Не желая ввязываться в пьяный конфликт, Гольдман вкатился в комнату, где вовсю шло торжество. Через пару минут появилась Надя. На лице ее застыло выражение досады и какой-то злости. Сев на свой стул, она вдруг быстро опустошила свой бокал, наполненный вином, и о чем-то крепко задумалась, глядя перед собой.

Еще через некоторое время в комнате показался Красницкий, причем в очень и очень странном виде. Таким Лев Абрамович не видел его никогда. Нет, внешне он был в полном порядке — чистый, подтянутый, наглаженный, и даже красного пятна от пощечины или фингала под глазом Гольдман у него не заметил. Но вот лицо… Точнее, выражение этого лица! Оно было таким, словно Красницкий повстречал в коридоре привидение. На нем застыли одновременно несколько чувств: недоумение, изумление и даже страх. Ошарашенно озираясь по сторонам, он прошел вперед и сел на первый попавшийся стул.

«Совсем чокнулся, — подумал Гольдман. — Промеж глаз, что ли, она ему двинула, что у него последние мозги вылетели? Ну и поделом!» Он отвернулся, поскольку потерял к Красницкому всякий интерес, как вдруг произошло нечто непредвиденное.

Надя Круглова, поставив пустой бокал на столик, резко поднялась, подошла к Красницкому и решительно сказала:

— Алексей Владимирович, а не подвезете ли вы меня домой? Думаю, нам с вами есть о чем поговорить.

Красницкий вздрогнул и опасливо посмотрел на Надежду. Потом неуверенно склонил голову, выдавил из себя кислую улыбку и произнес:

— Конечно-конечно… Надя. Прямо сейчас?

— Ну а что тянуть-то? — усмехнулась Надя, накидывая длинный пиджак. — Поехали! — И двинулась к выходу.

Красницкий повернулся ко всем, снова улыбнулся натянутой улыбкой, стараясь казаться небрежным, помахал рукой и направился вслед за Надей. Когда он проходил мимо Гольдмана, Лев Абрамович обратил внимание, что в глазах его застыл страх…

— Вот я и думаю, — рассуждал вслух Лев Абрамович. — Чем она могла его так напугать? И что вообще могло между ними произойти там, в курилке, за те секунды, что они оставались вдвоем после того, как прошел я? Ну, допустим, она оказалась мастером спорта по карате и двинула ему так, что отбила все мужские предметы гордости — так ему и надо, господи меня прости! Допустим, это повергло его в такой шок, что он спал с лица и потерял аппетит — это тоже понятно и вполне объяснимо: такой мелкий человек, как Красницкий, только подобную утрату и может переживать всерьез. Для него это равносильно потери смысла жизни. Он никогда не понял бы, до какой степени все это суета, мир его праху!

— Ну и? — поторопил его с выводами Крячко.

— Но меня поражает поведение самой Нади! Ведь это не поддается никакой логике! Зачем она, умело отшив этого кобеля, потом подходит и на глазах у всех просит его отвезти ее домой? Ведь это же явная провокация!

— Может, она хотела ему по дороге доходчиво объяснить, чтобы впредь не лез? — предположил Крячко.

— Помилуйте, да куда же еще доходчивее? — загорячился Лев Абрамович. — Она после такого вообще должна была его игнорировать! И этот его взгляд, знаете… Я никак не могу забыть взгляд Красницкого, когда он вернулся в кабинет! Будто он черта живьем увидел, ей-богу!

— А он, этот ваш Красницкий, часом, не того был? — покрутил пальцем возле виска Стас.