Синий взгляд Смерти. Рассвет. Часть первая - Вера Камша

– Можешь, – разрешил маршал. Беременную дурешку следовало отправить если не к Лисенку, то к Левентисам, но расставаться с кагеткой Карло не хотел, сейчас он это понял с пугающей отчетливостью. Как и то, что держать Гирени при себе и дальше – преступление.

Этери хотела говорить об Алве, Матильда – о фортелях Бааты, но Лисичка, как ей и положено, петляла, переводя становящийся слишком откровенным разговор то на так и толкущуюся на нижней площадке пару, то вообще на тергачей.

– Я забыла поблагодарить вас за подарок, – припомнила кагетка после очередного неудобного вопроса. – Бакраны не трогают птиц и зверей, поедающих плоды абехо, а я давно мечтала о синем платье, отороченном черными перьями. Мне вряд ли придется его часто надевать, но иногда приятно просто иметь.

– Мне больше нравится выбрасывать и раздавать, – вспомнила сундуки Альберта Матильда. – Баата – заботливый брат, знай он о вашем желании, его «барсы» давно отправились бы на охоту.

– Только не на тергачей! По мнению бириссцев, убивая столь глупое создание, перенимаешь его глупость. Вы знаете, что в тергачином выводке на одну курочку приходится с десяток петушков?

– Шеманталь говорит, они иначе бы вымерли.

– Но он вряд ли знает легенду о том, откуда они взялись. – Этери поморщилась и тронула диадему. – Давит…

– Ну так снимите.

– Тугой обруч не то, что я не смогу перенести… Так вот, у саймурского царя было две дочери: одна выросла красавицей, вторая была, как сотни других. Конечно, она страдала и завидовала сестре, на которую заглядывались даже звезды. Конечно, она мечтала о мужском обожании и женской ненависти, сестра же ждала великой любви и не замечала тех, кто был рядом.

Царь хотел быть справедливым. Если одна, решил он, получила красоту, то царство надо отдать второй. Оставалось найти сестрам достойных мужей, но как из множества женихов выбрать того, кто сделает счастливой женщину, и того, кто не сделает несчастной страну? Удрученный отец был язычником и не знал о Создателе, а демонов чтил как богов; он воззвал к ним, и сперва не случилось ничего, а потом у дворца остановил коня чужеземец. Если б я говорила о нем, мне пришлось бы описать герцога Алва, но я говорю о тергачах. Царь понял, что прекрасный странник послан в ответ на его моленье, только которой из дочерей? В золотой сосуд положили два яблока – красное и зеленое, и предложили девушкам выбрать. Каждая взяла по яблоку, но демонам нравится шутить – оба плода оказались…

– …вш-ш-ш-ш-ш-ш-пр-р-р-р! Хыр-р-рушквау! Бацута!!!

Вопль шел сверху. Матильда вздрогнула и задрала голову. Ровно посреди лестницы бесновался давешний казарский гость. Глядя вверх, на беседку, он махал руками и вопил, будто дурной актер. Потом картинно плюнул себе под ноги, повернулся и продолжил спуск. Телохранители казара проводили его сумрачными взглядами, но с места не сдвинулись.

– Твою… Что это с ним?

Матильда перевела взгляд на нахмурившуюся Этери, потом вновь уставилась на одуревшего толстячка. До площадки перед лестницей он добрался по-человечески, но, очутившись лицом к лицу с топтавшейся там парочкой, вновь разбушевался. Отчаянно жестикулируя, кагет яростно кивал на беседку, двое других тоже позадирали головы, как показалось алатке – с весьма вызывающим видом, но этим и кончилось. Толстяк погрозил беседке кулаком, и троица, повернувшись к ненависти задом, собралась уходить.

– Мне очень неприятно вам… – начала Этери, но ее слова утонули в треске, будто где-то пинком выбили дверь, а может, так оно и было – примыкавшую к скале стену замка загораживали кусты.

Орава воинов с обнаженными клинками вывалилась из-за живой изгороди многоруким неистовым ураганом. Багрянец, седина, пара пятнистых шкур на плечах вожаков, перекошенные от ярости рты. И это вечно щеголявшие каменными рожами бириссцы!

На площадке казарские головорезы замерли, будто их осадили незримые всадники. Ненадолго. Долю мгновения помедлив, седуны молча, без единого возгласа или команды, бросились на троих у лестницы. А те при виде «барсов»… развернулись им навстречу, потрясая саблями и галдя!

Кажется, Этери схватила Матильду за руку. Кажется, сзади свистнули. Кажется… Алатка, дрожа сразу от страха и ярости, подалась вперед, к доходившим до пояса кустам, за которыми творилось Леворукий знает что.

Бириссцы налетели на непонятную троицу, будто ими пальнули из пушки. Не было ни неспешного окружения малочисленных неприятелей, ни выжидания удобного момента. Стремительный бросок, на вскинутых и опускающихся саблях вспыхивает солнце… Всего несколько ударов сердца – и «барсы» смыкаются над упавшими, продолжая неистово рубить неподвижные тела. Чужой стон, вцепившиеся в плечо тонкие пальцы.

Всё? Нет! Упали только двое, а третий, заводила, непостижимым для купчишки образом прорвав багряное кольцо, с маху перескочил через изгородь и оказался в паре шагов от Матильды. И от вцепившейся в алатку беременной Этери.

Выправляясь после прыжка, кагет присел, но тут же распрямился, быстрым взглядом окинув озаренный солнцем цветник.

Он был неподвижен лишь миг, Матильда толком не разглядела ни одежды, ни оружия, ни лица. Только глаза – белые от ярости, и еще – стекающую по щеке кровь.

Сердце заходилось, будто она катилась с ледяной горы. Алатка успела сорвать тяжелый – золото как-никак – пояс-цепь и толкнуть Этери себе за спину. Сумасшедший перехватил поудобней залитую алым саблю и, махнув рассеченным рукавом, сорвался с места. Не на них… Он бежал вправо, к дальней калитке… вернее, хотел бежать.

– Бакр-р-р-ра-а!

Стражи Этери, в отличие от седунов, не молчали. Ревущие бородачи пронеслись мимо с резвостью своих козлов. Беглеца перехватили уже на втором шаге; удар сабли старший принял на свой окованный железом посох, отведя клинок, а его подручные, зайдя с двух сторон, воткнули кинжалы, один в бок, второй – в живот потерявшей возможность защититься добыче.

Кагетку Матильда загородила, но хруст, с каким широкие лезвия вспарывали плоть, слышали обе, не могли не слышать. Безумец судорожно дернулся, из распахнутого рта вырвался полустон-полувой, и тут выдернутые из ран кинжалы снова впились в тело, а навершие посоха обрушилось на запрокинутую голову, дробя череп. Стон оборвался, но прежде чем мертвец растянулся на цветочном ковре, ему досталось еще с полдюжины ударов. Мясорубку оборвал шорох и глухие шлепки – через ограду один за другим прыгали бириссцы, и Матильда не взялась бы сказать, какие физиономии злей – бритые или с бородами. Впрочем, вид искромсанного трупа успокоил и тех, и других.

– Идем. – Алатка подхватила Этери под руку и поволокла по дорожке мимо спешащей навстречу карги с рогами и очнувшихся наконец охранников-кагетов. – Будем надеяться, до них дойдет первым делом… прибраться.

400 год К. С. 14-й день Осенних Скал

Надзирающий над кухнями был озабочен, и Мэллит поняла, что причиной тревоги стал хлебный нож.