Изменники Рима - Саймон Скэрроу

несколькими мулами, продвигающимися между ними, словно муравьи, переплетаясь из стороны в сторону, охотясь на выгодные покупки. Среди них он увидел туники солдат в увольнительной, и ему снова захотелось выбраться из душной атмосферы штабного здания.

Он еще на мгновение насладился видом. Если кого-то в Тарсе беспокоила перспектива войны между Римом и Парфией, они не выражали своих опасений очевидным путем. Жители города и проходившие купцы, казалось, не обращали внимания на любую опасность и спокойно продолжали свои дела. Несомненно, они рассчитывали на чванливую уверенность римских солдат, стоявших лагерем за городом. Если обучение армии достигло чего-то одного, так это внушить солдатам веру в то, что римляне были лучшими солдатами в мире. Макрон прищелкнул языком. Хотя он был склонен разделять эту точку зрения большую часть времени, он прекрасно понимал, что такая уверенность может оказаться хрупкой при испытании в суровых условиях кампании, особенно в труднопроходимой местности по другую сторону границы. Единственным решением было хорошее обучение, причем в больших объемах. Вот почему он был разочарован тем, что не мог сделать больше.

— Дерьмо, — горько пробормотал он, отвернувшись от окна. — Долбанная писанина стилусом сводит меня с ума.

Он подошел к двери и распахнул ее. Трое преторианцев прислонились к стене на противоположной стороне коридора и поспешно встали по стойке смирно. Макрон оглядел их по очереди, отмечая синяки на их лицах.

— Это вы — сраные fellatores, которые начали драку с ауксиллариями из сирийской когорты? Итак?

Он стоял перед ними, уперев руки в бедра. Трое мужчин продолжали смотреть прямо перед собой, но никто не сказал ни слова, поэтому Макрон выбрал мужчину посередине.

— Преторианец Сульпиций, что ты можешь сказать об этом?

Сульпиций был самым старшим из них на несколько лет, и на его лице были шрамы, на щеке и челюсти. Он был хорошо сложен, с морщинками вокруг его серых глаз.

— Прошу прощения, господин, но не мы начали драку.

— Это не то, о чем говорит в своем отчете префект Орфит. Он утверждает, что его люди сидели за столом, занимаясь своими делами и спокойно выпивая, когда вы трое заявились на порог трактира. Вы были пьяны, обменивались оскорблениями, а потом докопались до них. В результате двое из них находятся в армейском госпитале, и трактирщик требует, чтобы вы выплатили ему компенсацию в размере двухсот сестерциев за учиненный погром. Если бы городская стража не прибыла спасать ваши задницы, вы, без сомнения, тоже попали бы в больницу. Что вы на это скажете?

Губы Сульпиция презрительно скривились. — Ну, господин, может быть и так. Во-первых, если этот лоснящийся маслом мерзавец, владелец трактира, считает, что его жалкие столы и скамейки стоят хотя бы вдвое меньше от той суммы, что он назвал, то я гребаный дядя императора. Во-вторых, мы не были пьяны. К тому времени на нашем счету было только два кувшина вина, — он помолчал и взглянул на человека слева от него. — Разве не так, приятель?

Его товарищ неопределенно кивнул, не желая брать на себя ответственность за наглую ложь.

— Глаза вперед! — рявкнул Макрон. — Я обращаюсь к тебе, преторианец Сульпиций. А не к твоей гребаной ручной обезьянке.

Сульпиций тотчас же устремил взор вперед. — Да, господин.

— Продолжай.

— Да, господин. В-третьих, мы не начинали драку. Мы поздоровались, и один из ублюдков насмешливо фыркнул. На что я намекнул ему, что не стоит разговаривать своей задницей, господин. Затем он заявил, что преторианцы — это сборище переплачиваемых нахлебников, поднимающих тогу и служивших в качестве императорских мальчиков для некоторых услуг… или что-то в этом роде. Что ж, я подумал, что, должно быть, не расслышал его, поэтому подошел и попросил его повторить то, что он сказал погромче, чтобы не было риска неправильно понять его. И вот тогда я ударил его по голове кувшином с вином, господин. После этого ничего не могу вспомнить. Обменялись резкими бранными словами. Было нанесено несколько ударов. Такие вот дела. Пока городская стража не вмешалась в процесс.

Макрон кивнул. — Я понимаю. Так получилось, что у меня тоже есть их отчет. По их словам, вас троих загнали в угол и хорошо так прижали, когда они вошли в трактир.

— Их было в три раза больше, господин, — возразил человек справа от Сульпиция.

Макрон повернулся к нему. — Кто, черт возьми, сказал, что тебе разрешали говорить?

Преторианец застыл под свирепым взглядом своего командира. Макрон еще мгновение буравил его суровым взглядом, прежде чем сделать шаг назад, чтобы обратиться ко всем троим.

— Вторая преторианская — лучшая когорта имперской гвардии. Мы гордимся своим бравым видом. Нет солдат умнее нас. Мы гордимся своей дисциплиной. Нет приказа, который мы бы не исполнили, каков бы ни был горький финал. Но больше всего мы гордимся тем, что мы самые крутые ублюдки во всей армии. И вы трое позволили себя избить кучке сирийских ауксиллариев? Меня не волнует, сколько их было. Вы сраные позорники, — он глубоко вздохнул и выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Поскольку я исполняю обязанности командира, я должен определить ваше наказание. Итак, за ущерб, нанесенный помещению, вы заплатите сто сестерциев. Трактирщик может требовать остальное у сирийцев для справедливости. Что касается драки и травм, причиненных другим солдатам, у меня это не является правонарушением. Разбивать чужие головы и преуспевать в этом — вот для чего существуют преторианцы.

Трое мужчин изо всех сил пытались сдержать ухмылки, но выражение лица Макрона оставалось жестким и бескомпромиссным, когда он продолжил. — Насколько я понимаю, настоящее преступление состоит в том, что вы позволили кучке кривоногих ауксиллариев взять над вами верх. За это каждый будет оштрафован на месячную зарплату и отправлен на месяц на уборку штабных конюшен. Это все. Разойтись.

Они обменялись салютом, прежде чем трое преторианцев повернулись и затопали по коридору к лестнице. Один из ординарцев из свиты Корбулона поспешил в противоположном направлении и ускорил шаг, увидев Макрона, который уже направился к двери в свой таблиний.

— Центурион, господин! Один момент!

Макрон остановился и раздраженно огляделся. — Что бы это ни было, говори кратко. Я занятой человек.

Мужчина остановился перед ним и отсалютовал. — Тебя приветствует Корбулон, господин. Он хочет, чтобы все командиры частей без промедления явились к нему.

— А? — Макро приподнял бровь. — Что-то случилось?

— Не могу знать, господин. Но около часа назад с севера приехал посыльный. Как мне кажется, весьма встревоженный.

Собравшиеся офицеры поднялись на ноги, когда Корбулон вошел в большой зал за пределами своего таблиния. Он остановился, затем быстро пробежался глазами по своим подчиненным, прежде чем заговорить. — Присаживайтесь, господа.

Макрон