Биоцентризм. Как жизнь создает Вселенную - Боб Берман

«Разумеется, пространство существует, – скажете вы, – ведь мы в нем живем. Мы в нем двигаемся, ездим, строим. Мили, километры, литры, метры – вот лишь некоторые единицы, которыми мы измеряем пространство». Мы назначаем встречи в определенных местах – допустим, в Нью-Йорке на углу Бродвея и 82-й улицы, в кафе на втором этаже книжного магазина Barnes & Noble. В речи мы четко указываем те или иные пространственные параметры, которые зачастую сопровождаем информацией о времени. В повседневной жизни мы постоянно говорим о «когда» и «где».

Теория о том, что пространство и время являются всего лишь аспектами чувственного восприятия, присущими животным, – то есть что это черты нашего мироощущения и сознания, – пока слишком нова и абстрактна. Ее сложно понять, а повседневный опыт никак не подтверждает такой трактовки реальности. Напротив, жизнь учит нас, что время и пространство – это черты внешней, а не внутренней реальности, и вполне вероятно, что эта реальность бесконечна. Кажется, что время и пространство ориентируют и связывают весь наш жизненный опыт, являются фундаментальными чертами реальности, но никак не вторичны относительно жизни. Представляется, что пространство и время абсолютно неподвластны человеческому опыту, из них выстраивается та матрица, в которой разворачиваются все события.

Мы, разумные животные, устроены таким образом, что описываем наши переживания себе и окружающим в контексте пространства и времени. История рассказывает о прошлом, располагая людей и события на определенных отрезках времени и пространства. Историческая логика лежит и в основе научных теорий. Это касается и теории Большого взрыва, и описания древних геологических эпох, и теории эволюции. Наш физический опыт включает движение из точки A в точку B, нам известно, что такое параллельная парковка, что такое «стоять на краю пропасти».

Когда мы берем стакан воды с кофейного столика, наше ощущение пространства обычно кажется безупречным. Вода из стакана практически никогда не проливается – так сложно промахнуться при настолько простом движении. Чтобы представить себя самого создателем пространства и времени, а не обычным объектом, подвергающимся их законам, требуется пойти против здравого смысла, жизненного опыта и образования. Каждому из нас потребовалось бы радикально изменить точку зрения, чтобы интуитивно понять, что и пространство и время – это лишь аспекты чувственного восприятия. Ведь следствия такой точки зрения еще более ошеломительны, чем она сама.

Все мы инстинктивно ощущаем, что пространство и время – не вещи, то есть не объекты, которые можно видеть, ощущать, нюхать или пробовать на вкус. Для времени и пространства характерна особая нематериальность. Время и пространство нельзя собрать в горсть и разложить на полке, как ракушки или камешки, найденные на пляже. Физик не может принести в лабораторию время или пространство в пробирке, в отличие от энтомолога, который собирает насекомых, изучает их и классифицирует. Пространство и время в этом отношении стоят особняком. Дело именно в том, что они не относятся к реальности ни с философской, ни с физической точки зрения. Они концептуальны, а значит, являются исключительно субъективными сущностями. Пространство и время – это режимы интерпретации и понимания реальности. Они – часть ментальной логики живого организма, то «программное обеспечение», которое моделирует из наших ощущений многомерные объекты.

Пространство, как и время, – это еще один человеческий конструктор. Нам кажется, что все предметы находятся в огромном контейнере, у которого нет стен. К сожалению, ощутимое восприятие «не-пространства» обычно возможно только в ходе экспериментов, связанных с «изменениями сознания». При таких экспериментах субъекту кажется, что любые произвольные объекты утрачивают реальность и словно перестают быть отдельными элементами.

В данный момент, который мы воспринимаем через призму логики, мы все равно видим, что внешний облик каждого из бесчисленных отдельных объектов, существующих в матрице пространства, сперва требуется узнать и идентифицировать как внешний вид конкретного предмета. Паттерн, состоящий из этих предметов, закрепляется в памяти.

Когда мы смотрим на тривиальные объекты, например на набор тарелок и сервиз на столе, мы воспринимаем каждый предмет как отдельный, а между предметами видим пустое пространство. Это старинная ментальная привычка, сложившаяся у нас. Такое восприятие не вызывает никаких приятных переживаний, не связано с трансцендентным опытом. В ложках и вилках нет ничего необычного. Это элементы реальности, вычленяемые мыслящим разумом и обладающие характерными признаками: цветом, формой, назначением. Мы считаем зубцы вилки отдельными элементами лишь потому, что они имеют название. Напротив, изогнутая часть вилки между рукояткой и зубцами названия не имеет, поэтому не осознается нами как отдельный предмет.

Давайте рассмотрим такие редкие случаи, в которых логически мыслящий разум внезапно сталкивается с совершенно новым визуальным опытом, застающим разум врасплох. Таковы, например, бурно переливающиеся узоры северного сияния, которые особенно красивы в центральной части Аляски. Перед таким зрелищем просто разеваешь рот и забываешь дышать. Все узоры, которые ты видишь, не имеют названия, а при этом еще и постоянно меняются. Мы не замечаем в сполохах северного сияния никаких отдельных объектов, поскольку они существуют вне нашей привычной системы категоризации. При восприятии этого феномена пространство также не ощущается, поскольку объект и его окружение сливаются. Все калейдоскопическое шоу – это единая чудесная новая сущность, не подчиняющаяся законам пространства. Поэтому подобное всеобъемлющее восприятие вполне возможно и в реальности, а не только под действием психоделических препаратов. Для него просто требуется более непосредственное восприятие, а не распознавание, которое всегда основано на подгонке реальности под привычные образцы и концепции. Конечно же, такие «шаблоны» являются выученными, а не подлинно существующими.

Поскольку человеческий язык и воображение определяют, где заканчивается один объект и начинается другой, мы время от времени сталкиваемся со сложными визуальными феноменами или событиями, для которых характерны многообразные цвета и узоры – примером такого события является закат, – и не можем разложить подобное явление на части. Тогда мы просто называем все, что видим, одним словом. Воробей или просветленный мудрец могут просто захлебнуться неописуемым великолепием этой постоянно видоизменяющейся игры контуров и красок, а интеллектуал всего лишь подберет для этой феерии название. После чего, возможно, разразится умной болтовней о других закатах, о том, что по этому поводу пишут поэты, и т. д. Другие примеры – постоянно изменяющиеся контуры летнего облака или бесчисленные струи и всплески в бушующем водопаде. Водопад занимает очень большое пространство, но мы не привыкли рассматривать его вблизи, поэтому мысленно членим его на отдельные «водные детали», а потом называем и идентифицируем их как капли, струи или другие сущности. Мы представляем, что между всеми этими струями и каплями есть пространство, хотя его очертания и постоянно меняются. Сложновато для нас. Итак, мы именуем весь сложный феномен облаком или водопадом, это нормальная ментальная категоризация объектов, разделенных пустым пространством. Поэтому мы воспринимаем окружающий мир четко, не пытаемся осмыслить весь поток ментальных феноменов, а упрощаем то, что видим. Такое зрелище, как Ниагарский водопад, вероятно, никого не оставит равнодушным. Однако он вызывает особенно сильное воодушевление, так как при виде водопада наш разум может ненадолго «растопить» прутья тех ментальных клеток, которыми мы его ограничиваем. Такое зрелище, как водопад, все-таки не совсем лишено реалистичности, поскольку поток воды издает ровный громкий шум. Но этот звук плохо подходит для осмысления.