Невеста Моцарта - Елена Лабрус

— Нет, нет, я не возражаю, — посмотрел Сергей Анатольевич на меня, а потом на большие напольные часы с маятником и красивым боем. От меня не ускользнул этот взгляд. Ведь я знала куда торопится мой жених.

— Простите, что помешала вашей беседе, — положила я на колени руки как примерная ученица. — Но у меня к тебе всего один вопрос, папа. Долго я вас не задержу.

— Ну что ж, — снял отец очки. Демонстративно аккуратно сложил дужки, поместил очки в бархатные внутренности футляра, отставил его на неизменное место у письменного прибора из малахита и потом только откинулся к спинке кресла, всем своим видом давая понять, что предоставляет мне слово. — Спрашивай.

— Как ты собирался возвращать пятьдесят миллионов?

На узком худом лице отца не отразилась ни одна эмоция. Оно застыло восковой маской. Но я слишком хорошо его знала, чтобы не заметить напряжённые желваки. И не оценить молчание, что, признаться, затянулось.

— Это не должно тебя волновать, солнышко, — наконец, произнёс он приторно мягко, глядя в центр моей переносицы.

— Меня не может это не волновать, папа. Это цена, за которую ты меня продал, — посмотрела я на Моцарта, что рассматривал меня с любопытством посетителя зоопарка у клетки с незнакомой зверушкой. — Я имею право знать.

— Евгения, послушай… — заёрзал в кресле отец.

— С удовольствием, пап. Только не твои нравоучения, на которые в день моего совершеннолетия ты потерял право. Я хочу услышать ответ на очень простой вопрос. Обманула бы тебя строительная компания, — воздержалась я от грубого слова «кинула». — Или нет. Но ты занял большую часть этих денег, а значит, планировал их вернуть. Как?

Он тяжело вздохнул. Обрывки их ссор с мамой, которым я раньше не предавала значения, невольно всплывали у меня в памяти. Он уговаривал маму на что-то. Она отказывалась. Она его истово отговаривала. Так же отец когда-то уговаривал маму продать бабушкину квартиру. Видимо, именно на деньги от продажи большой квартиры в центре, в бывшем доходном доме, отец и купил свой особняк. Допустим, хорошие деньги он получал как сенатор. Пополнялись его счета и за счёт гонораров за научные публикации и частные экспертные оценки, что он давал как историк. Были у него и другие заработки, в которые я, конечно, не вникала. Но это не десятки миллионов за раз. К тому же на что-то ведь отец планировал достроить и отреставрировать свой «дворец». На что? На бабушкины картины? На что-то из антиквариата или маминых драгоценностей?

— Па-ап! — напомнила я о себе, когда пауза затянулась. — Как ты собирался их возвращать?

Моцарт прикрыл глаза и потёр пальцами лоб, словно хотел сказать: не смотрите на меня, разбирайтесь сами. Но отец как раз посмотрел. На него. А потом только на меня:

— Никак, Евгения. Ты права. Это цена, что я назвал Сергею Анатольевичу за тебя два месяца назад.

— Спасибо за честный ответ, — я встала. — Счастливо вам с мамой съездить!

Вышла, высоко подняв голову, аккуратно прикрыла за собой дверь, так же церемонно как отец складывал свои очки.

Но в коридоре прислонилась к стене, не в силах идти дальше. Кровь стучала в висках. Каждый вздох давался с трудом, словно мне врезали под дых.

Никак. Он сказал: «Никак». И он… соврал.

Я сама подсказала ему ответ.

И для меня его ложь стала хуже правды. Это означало, что отцу проще отдать бандиту дочь. Моя незавидная участь была меньшим из зол, по его мнению. Для него, потомственного аристократа, сосватавшего дитя, моё счастье представляло меньшую ценность, чем что-то, в чём он даже побоялся сознаться.

Отец был слишком горд и упрям, чтобы признать: его обманули, ведь это стыдно — выглядеть как последний лопух. Но он был ещё и глуп, если до сих пор не понял, что его не просто обманули, его подставили.

Ему не пришлось бы платить взятку и собирать пятьдесят миллионов, если бы кто-то не захотел, чтобы он оказался в безвыходной ситуации. На те деньги, что у отца остались после покупки особняка, отец ремонтировал бы его, никуда не торопясь, смакуя детали, собственноручно рисуя эскизы, подбирая правильные материалы. Возможно, посвятил бы этому всю оставшуюся жизнь, превратив в хобби, в которое, как и в свои безделушки, вкладывал бы свободные деньги и время. Но… как меня несложно было уговорить на «ограбление», ведь я сама этого хотела — шпионить и быть рядом с Моцартом, так и отца, одержимого особняком своей прабабки, несложно было заставить поверить в любую ложь, чтобы совершить отчаянный поступок.

С той же лёгкостью, с какой Моцарт вытащил у меня из-за пазухи свой телефон после «ограбления» — я и не заметила, когда он это сделал, — так же виртуозно отцу подсунули строительную компанию. Та попросила срочно заплатить взятку, иначе случится непоправимое, а потом его кинула.

Я достала из кармана блокнотный лист с записью, единственный, что не сожгла.

«Сотрите её с лица земли, чтобы духа этой «Строй-Резерв» не было… Трибунал и расстрел за то, что мне пришлось повторять дважды…» — орал Сергей Анатольевич.

Но это был не благородный порыв уничтожить компанию, что кинула отца, как я сначала подумала. Это был приказ избавиться от улик.

Отец не сам пришёл к нему за помощью.

За всем этим уже стоял Моцарт.

«Евгения Игоревна дома», — получил я сообщение от Ивана, едва вышел из кабинета её отца.

— Уехала? Ну и славно! — буркнул я под нос и выдохнул.

Честно говоря, я думал, мы вернёмся вместе. Но баба с возу, кобыле легче. Так даже лучше. Сегодня у меня ещё столько дел.

Если бы она только знала, эта упрямая девчонка, за столько ниточек пришлось потянуть, чтобы её отец сделал то, что он сделал. И пусть она уже не могла свести мои усилия на нет, приятно удивила её сообразительность. Один простой вопрос — и мы вернулись к событиям двухмесячной давности, когда её отец сам пришёл ко мне.

Но мало кто знал, что перед этим было ещё четыре месяца работы, чтобы заставить его это сделать, подвести к решению, которое он принял за своё.

Правда, он предлагал в уплату не дочь. Нечто другое. В чём никогда, видимо, не признается Женьке: что он, аристократ, бля, до мозга костей, сливки общества, элита интеллигенции, решил пойти на преступление. Но в безрезультатной попытке спасти свою задницу заглотил крючок с наживкой ещё глубже, как раз до самой жопы.

Предлагать дочь у него и в мыслях не было. Но, сделав один раз, второй всегда даётся легче. А он уже продал одну дочь за кресло депутата. И когда я попросил другую, даже с облегчением вздохнул.

Но кстати о первой. Я посмотрел на часы. Если всё пойдёт по расписанию, Александра Игоревна у меня сегодня на десерт. А пока лёгкий ужин, который, надеюсь, встанет господину Тоцкому поперёк горла.

Но перед этим ещё надо заскочить в офис.