Адора - Бертрис Смолл

Она пыталась что-то говорить, но страстный поцелуй перехватил се уста. Мир перед глазами распался на миллионы крошечных осколков. Боже! Ей показалось, что этот поцелуй длился целую вечность. Когда Мурад дал ей возможность передохнуть, она прошептала:

— Нет, Мурад! Пожалуйста, не надо! Это очень опасно и для тебя, и для меня.

Однако голос ее был лишен силы. Мурад лишь немного отстранился и строго сказал:

— Тихо, моя сладкая Адора.

И опять долгий, как вечность, поцелуй, на который она просто не могла не ответить. Он целовал ее с жадностью, как будто пытаясь возместить все промчавшиеся годы, когда она была далека от него.

Они упали на землю, не разжимая объятий, Феодора только успела сунуть под голову оказавшуюся поблизости шелковую подушку.

Она прекрасно сознавала, что делает. Понимала, что, узнай об этом муж, и ей, и Мураду была бы уготована страшная казнь, но сопротивляться не было сил. Скрытая страсть, запрятанная в самые дальние тайники их душ, вырвалась наружу.

Мурад снял с Феодоры одежды и начал ласкать ее обнаженное тело. Своими поцелуями он сделал твердыми ее розовые сосочки, напряжение которых показывало, какое сильное возбуждение она испытывает. Его рука ласкала влажную плоть меж ее ног и делала это с таким искусством, что Феодора несколько раз безумным усилием воли вынуждена была подавлять страстные крики счастья, готовые слететь с ее губ.

Два его длинных тонких пальца ласкали самую сердцевину ее розовой плоти. Ее тело трепетало, но не могло противиться. Она испытывала бесконечное блаженство, и Мураду пришлось предупредительно зажать ей рот рукой, чтобы ее постанывания не услышали солдаты.

— Тише, моя дорогая, тише, — просил он. — А то соберется весь отряд.

Он стал целовать ее ушко, и тут она услышала его едва различимый шепот:

— Я хочу тебя, Адора, как мужчина хочет женщину. Мне надоело играть в любовные игры, я хочу настоящей любви, я хочу войти в твою плоть, в самую ее глубину, насколько это возможно. Я хочу, чтобы не только ты сдерживала крик, но и я тоже.

Она невольно задрожала, а он продолжал нашептывать ей на ухо:

— Раздвинь свои ножки, Адора, и я наконец наслажусь тобой, моя любимая византийская шлюха. Дай мне почувствовать твою плоть, уверяю, я сделаю это не хуже, чем мой отец или твой любовник-пират.

Феодора не верила своим ушам. Эти мерзости говорил ей человек, которого она любила.

— Даже может быть, я окажусь лучше их, — продолжал бормотать он.

Неожиданно он получил сильный удар в живот — это Феодора изловчилась и со всей силой пнула его ногой.

Она скинула его с себя, вскочила и, подобрав свою одежду, начала быстро одеваться. Глаза ее горели ненавистью и презрением.

— Хотя Халил — это главное, что есть в моей жизни, могу сказать, что никогда не хотела его зачинать, особенно от твоего отца, в постель к которому я не стремилась, — она говорила громко, как будто не боялась, что их могут услышать. — Что же касается Александра, то он, конечно, не мой любовник. Вы, турки, все такие, для вас женщина — это рабыня в постели, приспособление для своего удовлетворения. Кстати сказать, презираемый тобою пират смог увидеть во мне не только тело, но и душу, и ум. Убирайся! Уходи отсюда, иначе сейчас я кликну солдат и прикажу им убить тебя, и не надейся, что они не исполнят моего приказания!

Она отвернулась от него. А он стоял с видом побитой собаки; едва она стала говорить, он пришел в сильнейшую ярость — никто и никогда не разговаривал с ним таким тоном, но потом он понял, что после того, что он наговорил ей, Феодора имеет право кричать на него.

— Феодора, голубка моя, прости меня, — прошептал он.

— Уходи!

— Прости меня, я не могу тебя забыть с самого первого дня нашего знакомства, когда ты поскользнулась на монастырской стене. Я чуть не умер, когда узнал, что тебя привезли во дворец, а потом решил, что ты больше не хочешь меня видеть. Но я все равно любил тебя, и вот вчера в Фоке я ужасно приревновал тебя к этому павлину Александру, когда тот любезничал с тобой.

— Бедненький Мурад, ты говоришь, что любишь меня, но ты же сам назвал меня шлюхой.

— Я думал, ты стала похожа на свою сестру.

— Убирайся!

— Мой отец стар, Феодора. Когда он умрет, я возьму тебя в жены, как и обещал.

— Я лучше умру, чем лягу с тобой на брачное ложе. Внезапно Мурад вышел из себя:

— Нет, к сожалению, ты не голубь. Еще пятнадцать минут назад ты лежала подо мной и стонала, как обыкновенная самка. Так что я зря перед тобой унижаюсь, ты приползешь ко мне сама на брюхе и расставишь ножки, предлагая себя!

Он повернулся и вышел, а Феодора уткнулась лицом в подушку и зарыдала.

Султан Орхан внимательно смотрел на свою третью жену. В гневе она была особенно прекрасна. Сделать ему столь бесцеремонное замечание, что он слишком долго не видел в ней женщину, могла только эта молоденькая и в то же время очень неглупая самочка. На любую другую женщину он просто бы прикрикнул и выгнал из комнаты, но с ней надо вести себя по-другому. Его с самой их первой брачной ночи — конечно, той, которую они провели вдвоем, а не в компании Али Яхиа и нескольких рабынь-наложниц, — удивляло редкое сочетание тонкого ума и ослепительной красоты. Наверное, именно поэтому он многое позволял Феодоре, например кричать на себя, как сейчас.

Она распалялась все больше и больше, перейдя теперь на своего сына, за которого он так и не заплатил выкуп. Орхан положил свою ладонь на колено буйствующей принцессы:

— Успокойся, Адора. Я прекрасно знаю, что Халил — мой сын, и не надо попрекать меня, что я плохой отец. Я узнал, что это похищение организовала твоя сестра Елена, и не собираюсь платить вторую часть выкупа. Выслушай меня!

— Я-то выслушаю, но» подумай, что сейчас, именно в это время, может быть, убивают моего сына…

— Его никто не будет убивать. Еще раз тебе напомню, что это не только твой, но и мой сын. Я заставлю заплатить оставшуюся часть выкупа Византию. Пойми наконец, что только благодаря жадности этого пирата — Александра Великого — вы остались живы. Сейчас же никто не станет убивать Халила, потому что за это придется слишком дорого заплатить.

— Почему ты считаешь, что мм остались живы только благодаря жадности Александра? — в недоумении спросила Феодора.

— Потому что он захватил вас по приказу твоей венценосной сестрицы Елены. Она же приказала ему убить вас, но он, подозревая, что от Елены вряд ли дождешься обещанных за ваше убийство денег, решил продать вас мне, да еще как продать! Ну и жаден этот пират, скажу я тебе!

У Феодоры помутилось в глазах от только что услышанного, она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть:

— Но зачем, зачем моей сестре убивать меня? Я никогда не желала ей зла. Да и не виделись мы с ней уже очень давно. Какая ей польза от моей смерти?