Пирамида жива… - Юрий Сергеевич Аракчеев

просто многочисленные избиения, а о таких мелочах как духота, холод, голод, грязь, вши и упоминать не хочется. И это происходило и происходит с каждым из нас.

Юрий Сергеевич, если честно, то очень хотелось бы с вами поговорить, порасспросить, может через года три с хвостиком я и заявлюсь – не прогоните? Только не подумайте, что я напрашиваюсь или еще что-то. Просто прочитав Вашу повесть – жить хочется!

А вообще-то у меня давно наступила апатия к этому миру. Из меня уже успели сделать потенциального преступника (по убеждению) и полу-животное. Как человек я не полноценный. Чуть-чуть о себе. Мне 24 года, сижу уже 4-й раз, пошел девятый год. Сам живу в Москве, а в данное время сижу в городе Астрахань. Горчаков Александр Владимирович.

Ну вот Юрий Сергеевич вроде пока все. Еще раз спасибо Вам большое, очень большое за Ваше выдающееся произведение, которое достойно быть рядом с лучшими публикациями Толстого и Чехова, Булгакова и Ефремова. Все. Больше нет сил и времени писать да и отправлять надо измудряться. Такие письма отсюда просто так не уходят. Желаю Вам дальнейших творческих успехов и счастья в личной жизни. А вообще Молодец!

До свидания.

С уважением…(подпись)

15-20 октября 1987 г.

П.С. Я тут поделился с некоторыми ребятами – написанным. Все говорят – все правильно, но кто-то сказал, что зря я употребляю некоторые выражения. Он мол человек культурный, писатель, а ты ему такие слова лепишь. Ему даже с кем-то поделиться неудобно будет. Мне кажется это не так. Я пишу своим языком, как думаю и как есть. Вы уж в самом деле извените, если что не так, нас здесь культурным манерам не учат».

(Письмо № 178).

Я упивался этими письмами, хотя чтение и было порой весьма и весьма нелегким. Сколько же стоит за каждым из этих посланий!

Естественно, что много писем было от самих заключенных, родственников или от тех, кто был заключенным когда-то. Многие просили о помощи…

«…Прочитав Вашу повесть искренне обрадовался. И основания для радости у меня очень и очень даже были. Все, что Вы описали в первой части «Пирамиды», мне довелось испытать на себе. Разница лишь в деталях. Но самое главное – от того и радость, – что к расстрелу меня не приговорили. А ведь могли – статья позволяла. Но мне попались очень гуманные судьи – даже вопрос об этом не стоял.

Как и в «Пирамиде», был следователь, который все может доказать. Помните поговорку: «Был бы человек, а дело, если нужно, найдется?» Следователь, который вел мое дело, говорил несколько иначе: «Был бы человек, а доказать вину – дело техники!». Был разговор следователя с матерью о цене – шесть тысяч, и я свободен. Назвав цену, следователь, видимо, исходил из платежеспособности моей матери, но не учел ее исключительную честность. Был первый суд, на котором председательствующий, посоветовавшись с прокурором и потерпевшей, принял решение о возвращении дела на доследствие… Потом был второй суд, на котором я чувствовал себя как бы зрителем. Потом мне объявили, что за просмотр спектакля с меня причитается… Одним словом – тринадцать лет лишения свободы. И дело такое же – оценочное.

Когда народный заседатель… Вы знаете, как называют народных заседателей? Кивало. От слова кивать (или кивает). Так вот, когда народный заседатель принес мне для ознакомления протокол судебного заседания, я, воспользовавшись тем, что мы были вдвоем, без свидетелей, спросил его – считает ли он мою вину доказанной. Он ответил, что судья считает доказанной, а он человек маленький и ничего не решает. Вот так.

Во время предварительного следствия один из тех, с кем мне пришлось общаться, сказал: «Ты попал в судебную машину, она тебя перемелет». Он, этот сотрудник, давно работает в следственных органах и знал, что говорил. Перемолола. Без доказательств. И не меня одного…»

Из письма В.И.Потапова, заключенного.

Архангельская обл.

Письмо № 120

Голоса

Да, я был уже автором нескольких книг, двух-трех десятков журнальных и газетных публикаций, выступал по первой программе радио не один раз (в связи со своими книгами о природе) и письма привык получать. Но никогда ничего подобного не было.

Зазвучали вдруг голоса – истинные, искренние голоса многих людей из разных уголков огромной страны. В искренности их я не сомневался. Многократно нашла подтверждение старая моя мысль о том, что когда человеку есть, что сказать и он не думает о том, как это сделать, а просто изливает душу, то получается художественно. Почти в каждом письме – своя музыка, музыка стиля, мысли, чувства. Это действительно голос. «Милые мои пишущие, читатели мои дорогие, – с горечью думал я. – Вы даже сами не представляете себе, что это и есть в высшей степени искусство, то есть самовыражение человека, речь души, вы не представляете себе, как я благодарен вам за это, но только некоторые из вас понимают, как теперь мне тяжело. Тут и ответственность, понимание ноши – надежд, которые вы на меня возлагаете, на мои хилые в общем-то плечи, – тут и сочувствие тем, кому тяжело, тут и четкое и все растущее ощущение невозможности оказать реальную помощь тем, кто в ней нуждался немедленно». Короче, я просто не знал, что делать. Некоторые из писем рвали душу и сердце. Увы, их тоже было слишком много. Некоторые безжалостно жгли.

«…Я ранее никогда не поверил бы, что у нас может твориться такое беззаконие. Наивен был со школьной скамьи, твердо уяснил, что правда это сила, а суд наш – это сама справедливость. Даже когда в колонии рассказывали о беззаконии и невиновности, мало кому верил, пока, как говорится, не испытал на собственной шкуре.

Находясь под следствием (во второй раз), я каждый день ждал освобождения, верил еще в справедливость, верил в суд. До этого я был судим, был виновен и поэтому с беззаконием не приходилось сталкиваться.

Но вот меня арестовали и предъявили обвинение по ст. 15, 117 ч.4. Мне 43 года, и я за свою жизнь не совершал подобного и противник любого насилия. Об этом я заявил следователю и сразу на арене появилась копия всех Ваших отрицательных героев (Бойченко, Милосердова, Викторы Петровичи).

Бойченко на допросах хоть не бил свою жертву, а эти пытали, били, заставляя подписать «признания».

Моя вера в справедливость рухнула. Фальсификация следователя, беззакония, творимые властью, круговая порука взяли верх над правдой, и меня осудили на 12 лет особого режима со ссылкой на 5 лет!

Я был оглоушен